– Сам не знаю, зачем я ему понадобился. Клянусь милостью Бела, он толком мне и не сказал ничего. Спросил, как жизнь, не обижает ли меня кто, не надо ли чем помочь… Понимаешь, Ловкач, говорит, я все могу!
– Ну, а о чем еще разговор шел? – нахмурился Конан, мучительно стараясь вспомнить, нет ли между ним и Зихаром каких-нибудь незаконченных и неясных дел. Но, как киммериец ни напрягался, перебирая в памяти последние стычки с последующими трупами, он не мог припомнить, где и когда перешел дорогу Зихару, этому паршивому козлу. Да и вообще, откуда Зихар мог знать о его делах с Ловкачом?
Покачав головой, Ши Шелам сказал:
– Пустая болтовня была. Ну, рассказал он про несколько случаев, как храбрая стража отбивала от наших парней караваны, какие невольницы у сотников да как они с ними развлекаются… – Тут глаза Ши Шелама загорелись, и он уже раскрыл рот, чтобы донести до гостя все живописные подробности, но Конан невежливо перебил его:
– И все? Кром! Не может быть, чтоб этот вонючий ублюдок позвал тебя ради таких дурацких баек! Ты лучше вспомни, не говорил ли он о Кривом Хидже?
– Давай-ка сперва выпьем и закусим, – разливая вино в глиняные кружки, предположил Ши Шелам. – Конечно, говорил! Стал бы я иначе тебя искать! Говорил он непонятное, но поминал, что есть у Кривого какой-то кситар.
Кусок поросенка застрял у Конана в горле. Он едва не поперхнулся, но мощная глотка совершила нужное движение, и кусок медленно поплыл вниз по пищеводу. Рыгнув, Конан запил его глотком вина и на миг задумался. Ему доводилось слышать о кситаре, но не здесь, а давно, и где именно, он припомнить не мог. Поговаривали, что это снадобье, если им намазаться в нужных местах, то ли наделяет необыкновенной мужской силой, то ли делает человека на пару дней невидимым, то ли еще что… Правда: люди, которые сами пользовались зельем, киммерийцу не попадались, да и вряд ли: кто в этом добровольно признается. Тут и головы можно не снести, если будешь болтать о волшбе! Может, зелье не так уж сильно или вообще не действует, как о нем толкуют, но что все серьезные люди о нем слышали, это уж точно!
В крайнем случае, если уж не пользоваться кситаром самому, то можно продать его в Немедию тамошним алхимикам, либо в Аквилонию. Тысячи две монет можно выручить! Запросто! Такая удача приходит не каждый день, и весьма разумно наведаться к Хиджу, одноглазому ублюдку, хоть это может стоить головы…
Конан задумчиво прожевал очередной кусок, запил вином. Вино было хорошее, даром что купленное, и поросенок был неплох, хотя и ворованный, и эти соображения, мысли о том, что лучше – краденое или покупное, мешали варвару сосредоточиться.
Он отрезал кинжалом еще кусок и посмотрел на Ловкача. Вот хитрая морда! Следит, приглядывается!
Ши Шелам подмигнул киммерийцу.
– Понимаешь, бычий загривок, Зихар неспроста меня позвал. Я ему нужен! И ты нужен, скорей, не ему, а этой одноглазой жабе. Уж очень хочет Кривой Хидж, чтоб ты на него поработал! Он ведь помнит, как ты разделался с парой его лучших свистунов! Потому я в разговоре тебя упомянул как бы между прочим; да сказал, что, может, завтра с тобой встречусь на базаре. Случайно, разумеется.
– А сам подослал Говеху, чтобы он тихонько шепнул мне на ухо? Так, мошенник?
– Ну да, – ответил Ловкач, дочиста обгладывая последнюю косточку. – По крайней мере, у тебя будет время подумать или же смыться куда-нибудь. Поверь мне, пахнет жареным, и если Зихар с Хиджем взялись за тебя, то дело плохо. Не совладать тебе с ними, киммериец! Это сила! Опять же кситар… Неспроста это!
– Кситар, говоришь? – Конан заложил за голову могучие руки и потянулся. – Выходит, эта крыса наложила лапы на кситар?
– Выходит, так, приятель, – подтвердил Ловкач Ши Шелам, покачивая черноволосой взлохмаченной головой. По внешности он являлся типичным заморанцем, невысоким, щупловатым, смуглым, с близко посаженными темными глазками и острой мордочкой хорька. И нрав у него был как у хорька. Ши Шелам умел разнюхать, где что плохо лежит, не забывая при том об осторожности. В последний месяц Ловкач Ши сделался для Конана незаменимым помощником. Отличный наводчик, умевший, к тому же, выгодно сбыть награбленное!
Конан опять потянулся, да так, что хрустнули суставы.
– Клянусь задницей Крома, – буркнул он, – тот караван! Караван из Замбулы! С ним-то и притащили зелье!
– Вероятно. Или привез доверенный посланец из Хоарезма либо Султанапура… Один Бел ведает!
Замбулийский караван пришел позавчера, и с ним, как всегда бывало, для шадизарской воровской "Пустыньки" наступили горячие деньки. Лазутчики полусотни шаек и вольные бандиты вроде Конана разведывали, чем забиты тюки у замбулийцев, кому они сбудут товар и куда тот товар потом денется – то ли осядет на складах, то ли будет выставлен на продажу в лавках Шадизара, то ли, покачиваясь на спинах мулов и ослов, отправится через Карпашские горы в Коринфию и Офир. Надежные сведения – первое дело в воровском ремесле, и тут глаза и уши Ши Шелама были незаменимы.
Конан взболтнул кувшин, убедился, что тот еще полон на треть, и, взяв со стола стилет с узким, как змеиный хвост, лезвием, принялся ковырять в зубах. От жаренного поросенка на щербатом деревянном блюде остались уже одни косточки, а мясо, по большей части, переместилось в бездонный желудок киммерийца. Ловкач Ши обглодал лишь заднюю ногу. Это было вполне справедливо, если учесть, что весил он ровно вдвое меньше Конана.
– Ну, Нергал с ним, с этим караваном, и с посыльными заодно, – пробормотал киммериец. – Главное, не откуда привезли, а что привезли! Верно, тощий обглодыш?
– Верно, – согласился Ши Шелам, протянул тонкую руку и похлопал молодого варвара по могучему плечу. Верно, бычий загривок! Главное, что привезли и кому сбыли! Я так думаю, что без Кривого Хиджа дело не обошлось.
– Кривая крысомордая падаль! – рявкнул Конан, отложив стилет.
Хиджа он не любил. Под Хиджем ходили Синие Тюрбаны, одна из самых многочисленных шадизарских банд, и еще два десятка шаек помельче сбывали добычу только ему. В заморанских краях Кривой Хидж являлся видной фигурой и входил в десятку богатейших купцов; не важно, что торговал он, по большей части, краденым. В Шадизаре и Аренджуне это большого значения не имело. Конан же своей добычи крысомордому никогда не сбывал, а потому оставался для него бельмом на единственном оке, ибо, несмотря на свои восемнадцать лет, юный киммериец был удачлив и дерзок. Кривой Хидж уже несколько раз пытался подгрести его под свою руку, да никак не выходило – Конан выскальзывал, словно смазанный маслом черенок ножа, оставляя на память Хиджу свежие трупы.