Похмелье. Редкий человек не сталкивался с этим неприятным синдромом. И каждый раз вы даёте себе клятву, что это был последний раз…
Пиво. Только пиво. Она пила только пиво. Или нет? Или не только? Ну конечно. С пива так не развозит. Зачем? Зачем она поддалась на уговоры Бекаса выпить немного водки? Сначала немного, потом… Воспоминания, скачущие мучительной чехардой, стали потихонечку упорядочиваться в больном сознании Ольги. Вчера они почти весь день и половину ночи отмечали день рождения Вовки. Это — его яхта. И он пригласил их всех отметить своё двадцатилетие на её борту. Так всё и было. Вовка пригласил Сергея, а Сергей взял с собой её — Ольгу. Ведь это же он лежит с ней рядом. Это его спина. Господи, зачем же она так много выпила вчера?!
Холодно. Боже, как холодно вокруг. Даже дыхание слетает с обветренных губ лёгкими облачками пара. Как она хочет домой, под горячий душ, в тёплую постельку… Проклятое море, чёртова яхта, ненавистное похмелье. Она постаралась приподняться. Ей не сразу это удалось, и она замерла, опершись на локти. Голову вновь расколол приступ бессердечной боли, и девушка откинулась назад, сжав виски пальцами и зажмурив глаза. Да когда же закончится эта мука?!
Было слышно, как вода тихо плещется о борта яхты, словно уговаривая: «Расслабься. Поспи ещё немножко».
Но разве можно было сейчас уснуть? И Оля предприняла очередную попытку подняться. Пришлось приложить дополнительное усилие. Выбираться из-под мало-мальски тёплого одеяла было, мягко говоря, неприятно. Её тут же начал колотить дикий озноб, неприятно контрастирующий с жаром, заполняющим несчастную голову. Решительным движением скинув с себя одеяло, девушка обнаружила ещё один весьма неприятный факт — на ней совершенно не было одежды. Ну конечно. Ночью они занимались любовью с Сергеем. Точнее пытались. Он был слишком пьян для этого, да и она была не в лучше форме. У них так ничего и не получилось, в результате они отключились до утра. Господи. Напились как свиньи. Позор-то какой. Видела бы её сейчас мама…
К радости Ольги, её помятый купальник валялся рядом, и она поспешила немедленно в него облачиться. Её возня нисколько не потревожила спящего мёртвым сном Сергея. Он только хрюкнул чуть громче обычного, когда она нечаянно задела рукой его ногу.
Ёжась от холода и покрываясь гусиной кожей, Ольга начала собирать остальную одежду, которая валялась на полу, вперемешку с одеждой других пассажиров. Пришлось покопаться, чтобы всё отыскать: шорты, топик, кроссовки… Какое всё измятое, грязное, влажное, холодное. Мерзость. Постукивая зубами, Оля оделась и бросила короткий взгляд на иллюминатор. За ним не было ничего. Только туман. Как же она ненавидела туманы!!!
А вот и её маленькие часики, лежащие тут же на полу позолоченной змейкой. Сырые и холодные, как и всё остальное. Она обеспокоено взглянула на циферблат. На стекле изнутри всё запотело. Неужели отсырели? Встали? Нет, кажется, ходят. Приложила часы к уху. Тикают. Работают. Через туманную плёнку сырости с трудом, но просматривались стрелки и пятнышки цифр. Половина девятого. Ещё утро.
Потирая замёрзшие руки, Ольга приподнялась и осмотрела полутёмное помещение, в котором она находилась. На полу, завернувшись в одеяло, спал Сергей. Лица его видно не было. Только широкий коротко стриженый загривок. Сразу за спящим на полу Сергеем располагалась койка, на которой лежали двое. С краю, по всей видимости, лежал Вовка. Это было заметно по его отчётливо выступающему толстому животу, размеренно дышащему под одеялом. Из всей компании только он обладал такой тучной фигурой. А у стенки, рядом с ним, лежала девушка, у которой из-под одеяла виднелись лишь ярко-рыжие волосы, разбросанные по подушке медными «щупальцами». Э-э-э… Кажется, её зовут Настя. Точно, Настя… Сознание неукротимо возвращалось к ней.
В воздухе висел неприятный, тягучий запах. Разило кислым перегаром. Оставаться здесь Ольге больше не хотелось ни минуты. Ей было противно. Всё вокруг вызывало у неё отвращение. Какая тяжёлая спёртая атмосфера. На воздух! Скорее на воздух!
Низенькая дверь с холодной ручкой легко ей поддалась и бесшумно открылась, впустив в унылое помещение прохладную сырую свежесть. Сначала девушка почти задохнулась от неожиданного столкновения с чистым морским воздухом, но затем справилась с этим резким перепадом, и, стараясь не обращать внимания на излишнюю прохладу, решительно выбралась из каюты, небрежно закрыв за собой дверь. Свежесть одурманила её. Подействовала как лекарство. Частично выветрила головную боль и помутнение, царящее в сознании. Здесь, на палубе, она наконец-то смогла выпрямиться во весь рост.
Ольга была невысокой, стройной, аккуратненькой, выглядящей скорее ребёнком, нежели двадцатидвухлетней девушкой. На звание изысканной красавицы она не претендовала, но своеобразная изюминка в её облике всё же таилась. В глазах, что ли? Остреньких, внимательных, умных, глубоких. Цвета бездонного неба, потемневшего перед грозой. Удивительные глаза. Редкие.
Во всём же остальном, Оля мало чем отличалась от обычных, российских девушек, воспитанных в домашних условиях. Миниатюрная, в меру статная, непоколебимо поддерживающая стройность своей фигуры. Ножки, хоть и не модельные, но прямые и вполне красивые. Руки гладкие, мягкие, с короткими розовыми пальчиками, украшенными перламутровым маникюром. Все пропорции её тела были, кажется, идеально отмерены в анатомическом плане. Ничего вычурного или лишнего. Разве что шея, казалась чуть-чуть длиннее, чем должна быть. Или это только казалось?
Отдельного внимания заслуживало лицо Ольги. Очень простое, непосредственное, и, одновременно с этим, необычное, притягивающее, обворожительное. Ровные, тёмные брови, тонкие сочные губы, большой, но аккуратный и нисколько не портящий лица нос. И, конечно же, огромные, серо-голубые глазищи — основная гордость Ольги. Смотрит — словно пронизывает ими душу насквозь.
Лицо широкоскулое, бледное. Болезненное. Лёгкий бриз играет светлыми волосами золотистого цвета. Прямыми, сухими, лёгкими, постепенно пропитываемыми всепроникающей влажностью повсеместного тумана. Ноздри слегка трепещут, вдыхая прохладную сырость. Она оживает. Словно цветок, распускающийся утром. Слегка помятая, удручённая, но красивая. Произведение искусства во плоти. Взгляд Ольги отрешён. Он словно растворяется в туманном молоке. Её взор сам как часть этого тумана. Непонятный, расплывчатый. Манящий и отстраняющий одновременно.
Ещё будучи совсем юной девочкой, Оля частенько любовалась ночной пустотой, разглядывая её из окна своего дома. Она смотрела сквозь неё, разрушая унылые пределы своим пронзительным взглядом. Что она видела в эти моменты? Что волновало или, может, тревожило её душу? Никто никогда не мог этого постичь. И у неё всегда был такой же взгляд, как и сейчас. Всё было в нём: задумчивость, грусть, непостижимость, пустота… Одиночество.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});