Пожилой врач высвободил руку и холодно произнес:
— Яд находился в нем слишком долго. Если бы я оказался возле него, когда это случилось, возможно… Но сейчас любое лекарство будет попросту зря потрачено на него — это все равно что вылить его на землю, а у нас его крайне мало. Он отойдет к утру. Прощайте.
— Нет! — снова вскричал Хью и почти оторвал хирурга от земли. — Попробуйте понять — он спас мне жизнь. Если вы можете сделать хоть что-нибудь…
— Мой дорогой, вы видите людей, которые здесь лежат? — спросил хирург. — Думаете, их жизнь менее ценна, чем жизнь вашего друга?
— Да, — немедленно ответил Хью. — Именно так я и думаю.
— А я — нет! — повысил голос хирург, и Родерик мысленно согласился с ним. Хирург повернулся, чтобы уйти, но Хью снова схватил его за руку и упал перед ним на колени:
— Пожалуйста, мэтр, пожалуйста! Умоляю вас. — Просительные нотки в голосе Хью и вид его, прижимающегося к руке, покрытой засохшей кровью, заставили левый глаз Родерика снова закрыться. Ему невыносимо было видеть, как мужчина-воин молит о таком безнадежном и недостойном деле.
— Разве я не спас бы его, будь это в моих силах? — услышал Родерик слова хирурга, сказанные более спокойным и мягким тоном.
— Пожалуйста! — был единственный ответ Хью. Раненый услышал короткий вздох и затем:
— Парень! — Быстрые шаги и шуршание. — Это облегчит его боль. Боюсь, это все, что я могу предложить. Сначала — самая маленькая доза, понятно? На кончике ногтя, если вы не хотите проявить милосердие к нему и сразу его убить. Он может оставаться здесь, пока не умрет, затем его нужно будет унести отсюда. У нас не хватает коек.
Торопливые шаги хирурга удалились от Хью.
— Да благословит вас Бог, мэтр. Спасибо, большое спасибо, — бросил ему вдогонку Хью.
В следующее мгновение Родерик почувствовал на лихорадочном и пульсирующем лице дыхание друга и услышал звук вынимаемой из пузырька маленькой пробки.
— Вот, Рик, вот на что я надеялся. Открой рот. — Он почувствовал, как грубый палец Хью проник ему в рот и потер десны. Щекочущее тепло наполнило рот Родерика, затем палец вернулся вновь. И еще раз.
Его друг собирался убить его? Родерик как можно шире открыл здоровый глаз и вдруг почувствовал, как голова начала медленно гудеть и кружиться.
Лицо Хью, покрытое потом, поплыло перед ним, когда тот дрожащими пальцами пытался закрыть пробкой маленький стеклянный пузырек.
— Ну давай, давай же, черт тебя подери! — пробка наконец вошла, и Хью спрятал пузырек внутрь накидки.
— Хью? — попытался прошептать Родерик, но услышал только неясный звук, слетевший с его губ. Однако этого было достаточно, чтобы привлечь внимание друга.
— Это нелегко, я знаю. — Хью склонился над раненым, запихивая в грубый мешок их нехитрые пожитки, разбросанные по бокам койки Родерика. — Но тебе это необходимо — мы убираемся отсюда, Рик. Я отвезу тебя к…
— О! — простонал раненый.
— Да. — Хью поднялся и исчез из поля зрения Родерика, но его слова были болезненно ясны, поскольку раненый почувствовал, как на грубом одеяле, на котором он лежал, приподнялись его голова и плечи. — Попытайся заснуть, — посоветовал Хью с протяжным от усилия свистом. — Это…
Но Родерик не услышал следующих слов. Хью резко потянул одеяло и начал превращать его в самодельные носилки. Тело Родерика переместилось, и дикая боль, возникшая от резкого движения, в сочетании с горячим, ослепляющим веществом, которое Хью втер ему в десны, привели к тому, что Родерик действительно уснул.
Родерик не знал, сколько времени он находился без сознания, пока Хью волочил его, но он думал, что это продолжалось не слишком долго, потому что во рту все еше оставался острый вкус больничных курений. Он слышал голоса и попытался открыть сохранившийся глаз, который, однако, отказался повиноваться ему. Лекарство, которое Хью дал раненому другу, явно подействовало на уже пострадавший слух, искажая голоса, а иногда попросту лишая его способности слышать.
Родерик не чувствовал боли — тело словно онемело.
Спокойный голос, донесшийся до его сознания, прервался рыданием, затем он услышал голос Хью:
— Я с самого начала хотел прийти к тебе, но не знал…
— Нет-нет, — сказала женщина. — Я понимаю. Я рада, что ты принес его сюда, хотя вряд ли смогу ему помочь.
Низкий, приятный, мелодичный голос знакомо прозвучал в мозгу Родерика. Кто она? Кто?.. Астер? Офелия? Нет…
— Ты, дал ему слишком много, Хью, — сказала женщина. — Он может не проснуться. — Образ темноволосой, с темными миндалевидными глазами красотки, завернутой в бордовый шелк, промелькнул в памяти Родерика, но исчез, прежде чем он успел узнать ее.
Ардис? Нет, не она…
— Господи! — воскликнул Хью, и Родерик услышал всю глубину горя его друга. Он почувствовал отдаленную симпатию к мужчине, очевидно, испытывающему боль, которой он, к счастью, больше не ощущал. — Я не знал, что мне делать! Он так страдал — я думал, если дать ему меньшую дозу, он умрет раньше, чем мы доберемся сюда. — Он услышал шаркающие шаги и голос Хью, прозвучавший совсем близко, хотя и приглушенно, словно он произносил тихое богохульство. — По-моему, он не хочет больше жить.
— Тогда, вероятнее всего, он умрет, — сказала женщина. — Без его желания жить я ничего не смогу сделать, даже если бы у него было вдвое меньше ран.
Снова те темные миндалевидные глаза и музыка. Танцы…
— Ты его последняя надежда, Аурелия, — признался, почти задыхаясь, Хью. — Наша последняя надежда.
Аурелия.
Итак, Хью принес его к Аурелии, содержательнице самого дорогого борделя в Константинополе. Очаровательная, милая Аурелия, которую он не видел с тех пор, как прибыл в город со своей ротой много месяцев назад…
— Разумеется, я сделаю все, что смогу, — сказала Аурелия. — Но сначала надо его разбудить. У меня есть известия от его семьи, доставленные посыльным на-прошлой неделе. Может быть, эта новость разбудит его.
Его семья в Англии состоит из отца и кузена. Родерику не хотелось слышать никаких новостей от ненавистного родителя, он не желал возвращаться в Шербон. Но гнев украл у него слишком много энергии, и он решил не думать ни о чем, когда почувствовал маленькую нежнуюруч-ку Аурелии на левом предплечье.
— Родерик, — мягко произнесла она, склонившись к его уху. — Родерик, вы слышите меня?
Он слышал ее, но не мог заставить тело показать это. Он также слышал плач ребенка. Рук сжала его предплечье.
— Родерик, откройте глаза и посмотрите на меня, милорд.
«Оставь меня в покое», — мысленно сказал раненый, страстно желая, чтобы женщина — и Хью — позволила ему уйти из жизни, пока он не испытывает боли. Плач усилился.