— Кейок, позаботься о почетном карауле для встречи гостей, — велела Мара. Кейок отсалютовал и двинулся исполнять приказ, а Мара обратилась к Текуме:
— Дед моего сына, после того как ты отдашь необходимые распоряжения своим войскам, возвращайся и окажи мне честь быть моим гостем. — С этими словами она приказала носильщикам нести ее к дому.
Текума задумчиво наблюдал, как удаляются носилки. Даже ненависть к Маре, постоянно тлевшая в его сердце из-за смерти Банто, на миг сменилась восхищением. Он взглянул на дорогу, по которой приближались многочисленные гости, и порадовался в душе, что заботы об их питании, размещении и развлечениях лягут не на его плечи. Маленький хадонра — как его там, Джайкен? — наверняка в столбняк впадет, когда узнает, что от него требуется.
Однако Джайкен вовсе не собирался впадать в столбняк. Он узнал о возвращении хозяйки намного раньше дозорных: слух об этом ему передал скороход из гильдии, которого отправил со срочным донесением один из торговцев. Торговец уведомлял Джайкена о бесчисленных судах знати, пришвартованных в Сулан-Ку, среди которых выделялась бело-золотая барка Имперского Стратега. У охваченного паникой Джайкена совершенно вылетело из головы, что нужно предупредить Кейока и воинов. Вместо этого он взял в оборот всех рабов и ремесленников, ранее созванных в господский дом для защиты Айяки на тот случай, если неприятельскому войску удастся пробиться к дому; всем им Джайкен раздал работу, наказав почистить фрукты на кухне и проветрить белье. Мара со своей почетной свитой прибыла в самый разгар бешеной подготовки к приему гостей.
— Так вот, значит, где все мои полевые работники! — воскликнула властительница Акомы, как только носилки опустились во дворе дома.
Теперь можно было дать волю веселью: маленький хадонра, на едином дыхании выпаливший свой доклад, не успел разоружиться, и на нем все еще красовались собранные впопыхах и где попало части доспехов, а голову вместо шлема венчал котелок, позаимствованный им у поваров. Слуги, сновавшие по двору, имели экипировку под стать начальнику; повсюду валялись мотыги, грабли и косы, которые они намеревались использовать вместо оружия. Но Мара не успела всласть посмеяться, услышав ворчливые стенания Накойи: после всех этих переездов по воде и по суше первая советница была чуть жива и мечтала лишь о славной горячей ванне.
— Ты получишь все, чего твоя душа пожелает, мать моего сердца. Мы дома.
Впервые с тех пор как Мара отправилась в Священный Город Кентосани, у нее словно тяжелый камень свалился с плеч. Лишь сама властительница Акомы знала, какой груз давил ее все это время.
***Освободившись наконец от нелепых доспехов и подвязывая на ходу шнурки привычной ливреи, Джайкен поспешил из господского дома на лужайки, где сооружались огромные павильоны для размещения нескольких сотен властителей, их жен, чад и домочадцев, первых советников, почетных стражей и бесчисленных слуг. Во всех покоях господского дома, где надлежало поселить Альмеко с его ближайшими родственниками и Имперскими Белыми, скоро будет негде шагнуть. Для избранной части слуг найдется пристанище в солдатских казармах, остальным придется удовольствоваться бараками и хижинами рабов. Рабам, а также свободным, но невезучим челядинцам предстояло провести три ночи под открытым небом. Мара чувствовала, как согревает ей душу преданность слуг и солдат: никто не ныл и не сетовал а ведь из-за ее внезапного возвращения все в доме пошло кувырком. Даже домашние слуги готовы были встать на защиту Айяки… хотя что могли бы они поделать со своими садовыми вилами и кухонными ножами против бывалых солдат, вооруженных до зубов? Но это отнюдь не умаляло их храбрости: такое поведение не укладывалось в рамки обычной верности, на которую вправе рассчитывать господин.
Растроганная столь явным проявлением добрых чувств, Мара поспешно переоделась и вернулась во двор, поскольку на горизонте показался во всем своем великолепии кортеж всесильного Альмеко. Имперские Белые проявили чудеса четкости и слаженности действий, когда помогали своему господину выйти из носилок. Запели трубы, загремели барабаны, тем самым возвестив о начале церемонии прибытия в резиденцию властительницы Акомы.
Мара грациозно поклонилась.
— Добро пожаловать в наш дом, господин мой. Да пребудут с тобой мир, покой и отдохновение.
Имперский Стратег, первый из вельмож Цурануани, чуть заметно поклонился в ответ.
— Благодарю. Однако не сочтешь ли ты возможным впредь обходиться меньшим количеством формальностей, чем это было заведено у… нашего предыдущего хозяина? Чествование, которое растягивается на целый день, может прискучить, а я хотел бы получить возможность поговорить с тобой наедине.
Мара вежливо кивнула и взглядом попросила первую советницу оказать гостеприимство одетым в черное магам и проводить их в отведенные им покои. Плечи старухи горделиво расправились, и со свойственной ей материнской заботливостью она приняла под свое крыло двух посланцев Ассамблеи Магов так просто и сердечно, словно всю жизнь имела дело с существами столь непостижимой природы. Мара только головой покачала, дивясь жизненной силе Накойи. Затем она позволила Альмеко взять ее за руку, и вдвоем они вступили в мирную тишину сада, где Мара любила предаваться размышлениям и созерцанию.
У входа в сад встали на часах четверо воинов: двое — в зеленых доспехах гарнизона Акомы и двое — в белой форме Имперской гвардии. Задержавшись у чаши фонтана. Стратег снял шлем, смочил водой седеющие волосы, а затем взглянул в лицо властительнице Акомы; тихо, чтобы не слышали гости и слуги, он произнес:
— Должен поздравить тебя с успехом, девочка. За последние два года ты сумела показать себя в Игре и заставила с собой считаться.
Мара взмахнула ресницами, отнюдь не уверенная в том, что правильно понимает, к чему клонит Альмеко.
— Господин, я делала лишь то, к чему обязывала меня необходимость отомстить за отца и брата и защитить свой дом от убийц.
Альмеко расхохотался, вспугнув раскатами невеселого смеха стаи мелких птичек, рассевшихся на верхушках деревьев.
— И что же такое, по-твоему. Игра, госпожа, если не искусство выжить, избавившись от своих врагов? Прочие игроки вьются вокруг Высшего Совета и хорохорятся друг перед другом, негодуя по поводу каждого союза, заключенного без их участия… Ты же тем временем не просто обезвредила второго по могуществу своего противника, но, по сути, превратила его почти в союзника, а самого сильного врага — уничтожила. Если это не мастерская победа в Игре, значит, я ничего в ней не смыслю. — Он примолк, но после недолгого колебания заговорил снова. — Этот пес Джингу слишком много возомнил о себе. Вполне допускаю, что он намеревался разделаться с тремя противниками: с тобой, с властителем Анасати, а напоследок и со мной. Выходит, мы с Текумой некоторым образом в долгу перед тобой, хотя, конечно, не забота о наших интересах побуждала тебя к действию. — Несколько мгновений Имперский Стратег испытующе вглядывался в Мару. — Прежде чем мы расстанемся, хочу тебе сообщить: я бы позволил Джингу убить тебя, если бы так распорядилась судьба. Но сейчас я рад, что жива ты, а не он. Тем не менее моя благосклонность имеет очень ограниченные пределы. Доныне ни одна женщина не щеголяла в белых с золотом одеждах, но это для меня еще недостаточное основание, чтобы считать твое честолюбие менее опасным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});