Сейчас Зверев в очередной раз вспоминал, как повстречал Мишенина.
- Эт точно! Досталось нашему Ильичу, но какая была встреча! - смакуя каждое слово, в который раз рассказывал Дима. - Степаныч, представь! Иду я себе, как нормальный пацан. Вдруг сзади: 'Труу, куды прешь, ирод'! Боковым зрением замечаю - выкатывается из-под копыт бомжара. Бомжара такой нормальный, в лохмотьях и с фингалом, все как положено. Делаю шаг, второй... и тут меня замкнуло по-черному - абориген в драных 'Адидасах'! Не поверишь, на хребтине шерсть зашевелилась. Если алкаш сшибет десятку на пиво, то мне дорога только в дурдом. Как говорил мой главстаршина: 'Дилемма, однако'. Оглядываюсь - слава Богу! Декорации на месте, а клиент на пиво не просит. Уф, пронесло! Трезвенник попался.
Отложив свежий номер 'Московского листка', Ильич улыбнулся.
- Да уж, натерпелся я. Представьте: я шагнул через порог своей дачки и ... сел по пояс в снег. Домика нет, соседей нет. Поорал - никто не отзывается. Кошмар! Делать нечего - двинулся в сторону Александровки, а уже вечером оказался в Москве. Только позже я понял, что меня выбросило в ближнем Подмосковье. Дальше плохо, меня тут же ограбили, подкинув взамен какое-то тряпье. Мыкался по ночлежкам - ждал, пока сойдет фингал. Спасибо господину Горькому - надоумил писать письма, тем и кормился. Потом судьба повернулась ко мне задом, а конкурент передом. Пасть раззявил - мол, пишу я безграмотно. Тут-то весь мой бизнес и накрылся медным тазом. Платить за ночлежку стало нечем.
Выхожу, солнышко светит, а на душе тоска. С горя чуть не угодил под копыта, а тут этот тип в котелке. По морде видно: Аль-Капоне отдыхает. Я пытаюсь увильнуть, а этот, со зверской рожей, меня этак тростью за шею и вдруг делает 'ку'.
Сидя в кресле, Ильич обеими руками показал, как он увидел это самое 'ку'.
- Ага, - вставил Дима,- а когда владелец 'адидасов' ответил 'ку', я его для страховки: 'Здесь продается славянский шкаф?'
- Ты бы еще спросил, где сидит Ходорковский, точно бы довел до инфаркта,- улыбнулся порозовевший Мишенин.
- Господин Доцент, а что нынче пишут в газетах? Участники шахматного конгресса не объявились? - сменил разговор Зверев.
После встречи с Мишениным в газетах стали мелькать объявления о поиске участников междупланетного шахматного конгресса, состоявшегося в городе Нью-Васюки. В объявления Зверев включил пару знаковых фамилий: Никиту Хрущева и Элвиса Пресли. Чем был продиктован это выбор, осталось загадкой.
- Конгрессмены не объявились, а пишут, что времена нынче тревожные. Война с Японией, батенька, победами не радует, а на фронте затишье. Еще пишут, что городового Василия Герасименко искусал за руку вор-рецидивист Владимир Соловьев.
- Так взял и искусал, а за что?
- Сказано же - за руку. Ты, Психолог, учись правильно ставить вопрос, да займись наукой. Психоанализ тут еще не родился - место Карла Густава Юнга вакантно, самый раз тебе делом заняться, экстраверт недоделанный.
Ежевечерний треп занимал почетное место в жизни переселенцев (так стали называть себя друзья по фантастическому приключению). Поначалу шли жаркие дебаты о причинах их появления в этом мире. Умом все понимали, что найти причину невозможно, но не могли остановиться. Точно так же невозможно было понять, появились они в прошлом своего мира или нырнули в мир параллельный. Знаний истории явно недоставало. Федотов больше склонялся к версии о побочном эффекте некоторого физического эксперимента. Но где и в каком времени поставленном? К мысли о физическом эксперименте Бориса подталкивало то обстоятельство, что они были перенесены со всеми личными вещами. Стихийно такого случиться не могло. Борис со Зверевым остались стоять на лыжах. Ильич оказался с пакетом мусора в руках. В итоге этот мир пополнился тремя жителями РФ образца 2004 года, естественно вместе одеждой. Парой беговых пластиковых лыж, тремя газовыми зажигалками и двумя мобильниками. Зверевский оказался жутко навороченным изделием. В рюкзачке Федотова лежала цифровая камера Panasonic FZ38 и три микромощных радиостанций Кенвуд. Станции в рюкзак были брошены еще летом. В придачу к артефактам в мир предков попал пакет с мусором. Все технологичные причиндалки Федотов конфисковал до лучших времен, судьба же мусорного пакета осталась неизвестной.
Зверев заикнулся об эксперименте, проведенном в стенах института, но Борис с Мишениным эту версию единодушно отмели. Масштабных экспериментов в Дубне не ставили уже дано, тем более экспериментов со временем - до такого их мир еще не дошел. В тоже время нельзя было исключать случайного взаимодействия некоторого заурядного эксперимента в две тысячи четвертом и опыта по исследованию времени в далеком будущем. Косвенно на это указывало место происшествия.
Мишенин пару раз невнятно высказывался относительно вмешательства некоего Творца, но отстаивать эту мысль не стал. Что-то его остановило, зато предложил логичную гипотезу о невозможности переноса материальных объектов из вселенной во вселенную, как, впрочем, и в прошлое.
- Эт как это невозможно, растолкуй, - наехал на математика Зверев.
- Дмитрий Павлович, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: изменит ли все ныне сущее появление в нашей вселенной одного нового атома?
Переняв манеру академического ведения споров, бывший морпех вынужден был согласиться.
- А теперь, молодой человек, следите за моей мыслью, - Мишенин горделиво сверкнул очами. - Вы только что согласились, что привнесение в данную вселенную одного единственного атома, приведет к ее изменению, что равнозначно созданию новой вселенной. В таком случае логично предположить, что и энергия, затраченная для внесение этого атома, должна равняться энергии всей вселенной! Подчеркиваю - всей вселенной! В противном случае нарушится принцип противодействия. Так вот, молодой человек, с учетом черной материи такое не под силу даже Всевышнему!
С этим выводом Зверев соглашаться не хотел, но гуманитарно-разбойничий ум морпеха категориями черной материи не оперировал. Надо было или соглашаться, или возражать. В итоге родился ехидный вопрос:
- Ну дык, кто ж его знает, а как же мы тут влияем?
- Принцип неопределенности! - авторитетно отмел все сомнения математик.
На такое Дмитрию Павловичу крыть было нечем. Постепенно споры о том, как они тут оказались, затихли, но вопрос о будущем оставался открытым. Впрочем, об этом размышляли не только переселенцы - этим недугом человечество страдало во все времена. Не случайно в это же самое время о грядущем размышляли и небезызвестный всем Владимир Ульянов, и некто Терьяр Де Шарден, вынашивающий свой труд 'Феномен человека'. Не миновала сия чаша и наших переселенцев. Правда, о феномене они размышляли не столь активно, но о своем будущем задумались всерьез. Всерьез и весьма различным образом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});