Джек настолько углубился в размышления, что совершенно забыл об интеграторе. Телефонный звонок заставил его вскочить с места.
– Да, да, мистер Харвуд!.. Не спал, мистер Харвуд… Гарри заболел, мистер Харвуд… Нет, не Повторится – буду сидеть у аппарата.
Джек торопливо вытер покрывшуюся испариной лысину и бросился к прибору. Кассету он сменил легко, но настроить интегратор долго не удавалось. Когда зажглась световая табличка «Запись!», Джек все еще возился с реостатом.
Тихо жужжал мотор. На экране прибора извивалась волнистая линия. И вдруг один из изгибов этой линии подскочил вверх, задрожал, распадаясь на ряд мельчайших язычков. В тот же миг послышался приглушенный стон.
Что это? – Джек встревоженно посмотрел на Гарри. Тот спокойно посапывал носом. А стон все нарастал, и нельзя было понять, откуда он доносится: его было слышно одновременно со всех сторон. В мозгу возникали какие-то непонятные тревожащие слова, вспыхивали неясные видения; беспокойно, прерывисто стучало сердце.
Джек закрыл глаза и потер лоб. Он начал теперь понимать Гарри: странные, непроизвольные мысли парализовали волю, сковывали тело. Почему-то захотелось отдернуть левую руку – Джек почувствовал, что ей очень горячо.
Убеждаясь в том, что больше не может выдержать этого странного полуневменяемого состояния, Джек все свое внимание перенес на приборы.
Линии па экране так и остались раздвоенными – прибор все еще не был настроен. Джек осторожным движением повернул на несколько градусов рукоятку потенциометра и…
Его левую руку вдруг охватила невероятная боль. Петерсон ясно ощущал: на коже горит какая-то жидкость. Он отдернул руку, но боль не прекратилась. Ладонь багровела, покрывалась пузырями; мускулы напряглись так, что рука казалась перевитой узловатыми веревками. Боль была такой сильной, что уже почти не ощущалась: ее заглушало чувство невероятной злобы, ненависти, упрямства. В эту минуту Джек не смог бы вспомнить ни одного английского слова – в его мозгу сплошным потоком лилась какая-то тарабарщина.
Вспыхнула надпись: «Закончено!», и Джек, с трудом подняв руку, выключил интегратор. Тотчас же исчезла боль. От руки отхлынула кровь.
Сжав ладонями виски, Джек растерянно смотрел в окно. Он чувствовал: несколько дней такой работы – и можно сойти с ума.
Глава II
Торпеда движется по спирали
В конце апреля 195… года из Владивостокского порта вышел советский теплоход «Игарка» с грузом пшеницы для Индии. Вначале рейс протекал нормально, но в Южно-Китайском море корабль попал в жесточайший шторм.
Здесь, на юго-восточной оконечности Азии, где холодное Курильское течение сталкивается с горячими экваториальными водами, находится кухня погоды тропического пояса. Неглубокое Южно-Китайское море беспокойно вообще, а штормы, или тайфуны, как их тут называют, зачастую достигают исключительной силы. Волны, мчащиеся со скоростью курьерского поезда, иной раз имеют высоту двухэтажного дома. Горе утлому суденышку, попавшему в центр тайфуна! Вода и воздух, смешанные воедино, разметут снасти, искромсают дерево, разбросают железо – от кораблика не останется и следа.
Но и большому пароходу приходится туго. Согни и тысячи железных остовов лежат на отмелях этого моря. Они загромождают и без того узкий фарватер. Отклониться от линии, проложенной на карте, – значит, рисковать многим.
Давным-давно окончилась вторая мировая война, однако плавание в морях на подступах к Азии все еще было небезопасным. Затонувшие корабли, минные поля, многочисленные мели ограничивали маневренность судов. Лоции – мореходные справочники, издаваемые «хозяевами» этих берегов – англичанами и американцами, – пестреют противоречивыми, а зачастую даже фальшивыми сведениями. К тому же у военно-морских баз ежедневно возводятся все новые и новые минные заграждения, и радиостанции Сингапура, Гонконга, Манилы непрерывно предупреждают о том, что к берегам приближаться нельзя.
Тайфун трепал «Игарку» три дня. Наконец, утром третьего мая порывы ветра начали ослабевать, и небо прояснилось. Удалось определить местонахождение судна. Оказалось, что «Игарку» унесло на северо-запад от обычной трассы. Так как этот район согласно лоции считался опасным из-за мин, на теплоходе были включены ультразвуковые локаторы и усилено наблюдение.
После шторма, как это часто бывает, наступил полный штиль. Было душно, как в бане; к вечеру все небо вновь затянулось низкими тучами. На верхушках мачт, на всех острых предметах вспыхивали мерцающие язычки пламени – огни Эльма. И море было необычным: оно светилось прозрачным голубоватым сиянием; переливалась каждая волна, сияла каждая рыбка в глубине.
Это было необыкновенное, – феерическое зрелище. И пассажиры, и свободные от вахты члены экипажа собрались на палубе, любуясь прекрасной игрой света.
На носу теплохода, облокотившись на перила, стояли двое: невысокий худощавый звукометрист «Игарки» инженер Петр Сергеевич Щеглов и громадный широкоплечий радист Михаил Никитович Лымарь. Радист, впервые попавший в экваториальную полосу, интересовался всем, как дитя.
– А это что, товарищ инженер? – показал он на длинную светящуюся ленту в воде.
– Вероятно, морской угорь, – ответил инженер.
– Почему он светится?
– Да потому же, что и все остальное: в тропических водах размножаются определенные светящиеся бактерии.
Лымарь проводил взглядом извивающуюся ленту и глубокомысленно сказал:
– Такое освещение, пожалуй, не особенно выгодно для угря. Какая-нибудь там акула проплыла бы мимо, а то – вот он, как на ладони!
Инженер улыбнулся:
– Но ведь и акула плывет с подобной иллюминацией. А так как она больше, то ее дальше видно. Следовательно, в выигрыше оказывается угорь.
Щеглов заметил что-то вдали и схватил Лымаря за руку:
– А ну-ка, взгляните вон туда… Да нет, правее…
У Лымаря загорелись глаза:
– Акула?
Инженер внимательно всматривался в белесую мглу.
– Возможно… возможно… Однако…
Мимо теплохода на значительном расстоянии проплывало длинное и узкое светящееся пятно. Его центральная часть была более яркой и оттуда в стороны расходились такие же голубоватые лучи, как и от носа «Игарки».
– Подводная лодка… – прошептал Щеглов.
– Подводная лодка?! – Лымарь уже приготовился забросать инженера вопросами, но тот побежал к капитанскому мостику. Через несколько секунд корабль сбавил ход, а светящееся пятно уплыло далеко вперед. Щеглов спустился в трюм и пробыл там долго.
– Ну, вот и предупредили мы с вами аварию, – сказал он, возвратившись к Лымарю. – Видите: даже свечение моря нужно иной раз учитывать. Вот таким образом, например, очень легко заметить косяк рыбы. А во время Отечественной войны мы не одну подводную лодку врага потопили именно потому, что они светились. Свечение воды иногда наблюдается даже в Ледовитом океане.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});