Почему же он не сделал это тогда?.. Очевидно, у него оставалась какая-то надежда. Он считал себя сильнейшим бактериологом мира. Он думал, что только случай, злая судьба помешали ему это доказать. И вот он получил эту возможность. Он бросил русским ученым вызов...
И был разбит.
Господин Эксон, конечно, прочитал статью... Профессор Морге представил себе его взбешенное лицо и брезгливо передернулся.
Он сумеет защититься от его оскорблений...
...Господин Эксон ворвался в номер, как ураган.
- Где этот ученый! - ревел он, потрясая скомканной газетой.- Где этот шарлатан!
Он захлебнулся злобной слюной и плюнул на ковер.
Профессор Морге неподвижно сидел в кресле. Господин Эксон кинулся к нему... и остановился. Притронулся к его руке.
Рука была еще теплая, но профессор Морге был уже мертв.
Прошло полгода
Байдаров прочитал краткое и дружески теплое письмо. Опустил его на стол и старательно разгладил загнувшийся уголок бумаги.
За окном медленно падали пухлые хлопья снега. Они уже покрыли мостовую, тротуары и загладили все выбоины и уродливые шрамы на земле следы сапог и колес автомашин.
Тонкая липка под окном оделась в белоснежную фату. Рассеянно глядя на нее, Байдаров вспоминал, как совсем недавно, под холодным ноябрьским ветром она, жалостно и безвольно покачиваясь, прижималась к его окну тонкими, поникшими веточками. Сейчас она стояла гордая и красивая... и чем-то чужая в своем подвенечном наряде.
"Как невеста!" - пришло в голову Байдарову старое, как мир, но единственно подходящее определение.
- Как чья-то невеста! - повторил он уже вслух.
С ласковой симпатией оглядел стройную липочку, сунул письмо в карман и прошел в соседнюю комнату.
Однако Березкина у себя не оказалось. На его столе лежали коротенькие удилища для подледной рыбной ловли. Байдаров повертел в руках несуразное кургузое удилище и прошел на кухню.
Березкин мазал лыжи, разогревая их над электрической плиткой.
- Это куда вы собрались? - притворно удивился Байдаров.
- За окунями.
- Далеко, осмелюсь спросить?
- Да нет, тут километров за тридцать.
-- Хорошенькое "недалеко".
- Зато приеду с рыбой.
- Ты приедешь с насморком, Сережа,- заключил Байдаров, Он шутливо вздохнул и потащил из кармана письмо, Березкин отставил лыжи в сторону и с подозрением уставился на Байдарова.
- Яша, опять?
- Что опять?
- Опять хочешь сорвать рыбалку? Я не поеду!
- Да о чем ты?
- Ты принес командировочные?
- Нет, на этот раз простое письмо. От Григорьевой.
- От Григорьевой? - переспросил Беоезкин и потянулся за лыжей.- Что-то не помню такой.
- Вот как? - Байдаров укоризненно покачал головой.- А она еще просит, чтобы я поцеловал тебя за нее.
Березкин ожег себе пальцы о плитку и выронил баночку с лыжной мазью.
- Это... от Тани Майковой?
- Да, от Тани Григорьевой. Это одно и то же...
Закончив чтение, Байдаров увидел, что Березкин мрачно разглядывает цветную этикетку на баночке с лыжной мазью.
- Тебе не понравилось ее письмо?
- Нет, почему же, письмо хорошее... Мне ее новая фамилия не понравилась.
- Татьяна Григорьева?.. По-моему звучит неплохо.
- "Татьяна Байдарова" звучало бы лучше,- упрямо возразил Березкин.
Молча и сосредоточенно Байдаров сложил письмо.
- Видишь ли, Сережа,- сказал Байдаров задумчиво,- я еще в Институте витаминов заметил, что Григорьев... ну, как это говорят романисты... неравнодушен к Тане. А когда она поехала на конференцию, он прислал мне письмо. Он писал, что любит Таню, что без нее жить не может, чтобы я берег ее там... ну и все такое. Мне кажется, я честно выполнил его просьбу...
- Ну, а ты? - перебил его Березкин.- Ведь ты... ведь тебе тоже нравилась Таня?..
Он с сочувствием смотрел своими темными глазами в лицо товарищу, ожидая ответа. Байдаров ласково обнял его за плечи.
- Знаешь, Сережа. Мне хочется...- Байдаров улыбнулся.- Мне хочется поехать с тобой за окунями. У тебя найдется лишнее удилище?..
Всегда наглухо закрытые железные створки ворот клиники были широко распахнуты. Холодный ветер с моря гнал по двору мусор, рваную бумагу, упаковочную стружку. Во дворе суетились люди, разгружая грузовики.
В двери главного подъезда вносили кровати, ящики с медикаментами, шкафы, медицинскую аппаратуру.
У каменного устоя, на котором висели створки ворот, усердно трудился рабочий. С силой ударяя ломом, он пытался оторвать От устоя доску с надписью "Свидания с больными запрещены". Доска была заделана крепко, лом звенел от ударов, летели крошки цемента.
На ступеньках пустой проходной будки лежала новая доска: "Рабочая больница".
У главного подъезда стояли Роберто, в теплой куртке, наброшенной на белый халат, и О'Патли. Лицо редактора уже приняло свои прежние очертания. Ветер с моря трепал задорные рыжие кудри.
- Не туда, не туда! - закричал Роберто носильщикам.- Операционная у нас в главном корпусе! - он повернулся к О'Патли, продолжая разговор.- До сих пор не пойму, как это в министерстве согласились отдать клинику под рабочую больницу.
- В министерстве были рады отделаться от клиники. Все очень сконфузились, узнав, что у них под боком творились такие уголовные дела. Пользуясь случаем, я намекнул через газету, что рабочие Пригорода своими жизнями заплатили за право иметь такую больницу. Сколько их здесь погибло.
- Уже после того, как судили доктора Крейде, пришлось похоронить еще двоих,- вставил Роберто.- Кстати, сегодня увезли на кладбище то, что осталось от прежнего доктора Шпиглера. Бедняга рассчитался за прошлые прегрешения тем, что вовремя умер.
- Да, вовремя,- согласился О'Патли.- Когда я под его видом пробрался в клинику, то очень боялся, что нас случайно заметят вместе. Но в этот день Шпиглер вообще не выходил из своей каморки. Я нашел его в постели. У него что-то случилось с сердцем, он умер на следующие сутки, не приходя в сознание. Мне пришлось оторвать доски в полу и целые сутки копать могилу. Хорошо, что в клинике никто не интересовался идиотом-уборщиком...
О'Патли внезапно оборвал фразу. Выражение его лица стало серьезным. Роберто взглянул на двери подъезда.
По ступенькам лестницы, с мусорным ведром в руках спускалась женщина, одетая в синий халат и грубые парусиновые туфли. Рукава ее халата были закатаны до локтей, обнажая красивые руки с длинными пальцами.
Светлые волосы, небрежно заколотые гребенкой, взвихривались над ее бледно-синеватым отекшим лицом.
Женщина шла тихо, не поднимая глаз, не глядя ни на кого. И те, мимо, кого она проходила, поспешно отступали в сторону, не говоря ни слова. Казалось, что это идет по. двору страшный призрак, одним своим видом сковывающий мысли, парализующий сознание. Мусорное ведро, покачиваясь, стукало о ее колено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});