Когда проходила мимо дома, воспоминания живо встали у меня перед глазами – я увидела дом, каким видела его в детстве: как, пыхтя, забираюсь по ступенькам, спеша к ужину; как вишу ночью на перилах крыльца, любуясь светлячками; как дедушка качает меня на качелях; как я сижу и слушаю чье-то пение или пластинки, и как, уже постарше, качаюсь на качелях сама, сочиняя во всех подробностях свое будущее. Тяжесть тележки за спиной заставила меня двигаться дальше.
Я шла и шла, колеса сухо шуршали по асфальту. Ветер колыхал траву и листья деревьев, бросал пыль в лицо. С каждым шагом отдаляясь от прошлой жизни, я только еще крепче привязывалась к долине. Вот промелькнули мимо остатки домика на дереве. О чем я мечтала, пока была маленькой? Я силилась вспомнить, но, кажется, ничто в моем детстве не готовило меня к такому.
Оглянулась – на дороге никого. Интересно, где Лумис, все еще ждет меня у скалы? Я представила его ярость, когда он поймет, что тележка пропала, что его так легко обманули. От страха было трудно заставить себя не озираться каждую минуту, а идти дальше. Я пыталась думать о своем сне: о школе, о лицах детей, но не могла сосредоточиться.
Мертвый мир все ближе. Ручей вился вдоль дороги, приходя из внешнего мира, где, возможно пересекал дороги, которыми мне предстоит идти. Вода была чистой, как всегда, и мелодично журчала, весело прыгая на камешках. Но все, чего она касалась, становилось мертвым. Я вспомнила Фаро, и на глаза навернулись слезы.
Я вновь подумала о мистере Лумисе. Скоро увижу его в последний раз. В принципе, можно было бы уйти и не встречаясь с ним, но что-то внутри меня противилось этому, тянуло назад, словно тележка, которую я затаскивала на холм. Я вспоминала его лицо, когда он болел, мое горе, когда я думала, что он умрет. Корова на пастбище внизу замычала, как будто знала, что я ухожу, или думала, что я уже ушла.
А если встречусь с ним, что я ему скажу? Он будет вне себя от ярости, захочет убить, пойдет на все, лишь бы не дать мне уйти. Наговорит чего угодно. Станет рассказывать об ужасах мертвого мира, об одиночестве пустых дорог и погибших полей, о трупах в домах и машинах. Будет утверждать, что точно знает: никаких других мест, где можно жить, нет – уж он-то искал предостаточно. Станет клясться: вернись, вернись в свой дом, вернись – на сей раз я оставлю тебя в покое.
В последние минуты, тяжело взбираясь на крутой склон холма, я уже ни о чем не могла думать. Начали попадаться отдельные деревья, затем они слились в лес. Я шла, низко опустив голову. Дорога слегка изогнулась и затем вышла на ровное место; справа появились заросли густых кустов. Я поставила тележку, нашла ветки, под которыми спрятала свои пожитки, и откопала мешок. Положив его и бутылку воды в тележку, подкатила ее к границе мертвого и живого. Там надела защитный костюм, закрепила баллон на спине, предварительно разобравшись, как он работает, и быстро скатила тележку вниз, оставив ее на дороге. Вернулась, взяв лишь дневник и ружье.
Сейчас солнце высоко над восточным хребтом, и в утреннем свете долина прекрасна. Не знаю, что случилось с мистером Лумисом и где он вообще, но собираюсь его дождаться. Он обязательно придет, а я должна поговорить с ним. Кто знает, возможно, это будет последний человеческий голос, который я услышу.
Лумис едет – вижу его на тракторе. Я рада, что успела рассказать свою историю.
Двадцать шесть
8 августа
С самого начала разговор пошел не так, как я планировала. Лумис гнал трактор на максимальной скорости, держа винтовку на коленях. Я кричала ему «Стоп» и «Тормози», но он даже не замедлился. Я подумала, он не слышит меня за ревом мотора, и в отчаянии выстрелила в воздух, но если он и слышал выстрел, то пропустил его мимо ушей. Он въехал на самую вершину холма Бёрден, остановившись прямо напротив моего укрытия, спрыгнул на землю и стал внимательно рассматривать дорогу на Огдентаун.
Мое сердце отчаянно билось, я не знала, что делать. Он стоял ко мне спиной, но не могла же я застрелить его. Я даже не была уверена, что смогу произнести хоть слово, однако изо всех сил попыталась заговорить как можно более твердым голосом:
– Бросьте оружие!
Мгновенно повернувшись, он выстрелил на звук. Он еще не видел меня, но я была всего в двадцати пяти футах от него. Я поняла: это конец. Мне всего шестнадцать, я пережила ядерную войну, а теперь должна была умереть. Разочарование, охватившее меня, было столь горьким, что вытеснило даже страх. Я встала лицом к лицу с врагом, направив ружье ему в грудь. Он не заметил оружия, все его внимание занимал костюм:
– Это мое! Ты знаешь это. Снимай его!
– Нет. Ни за что.
Лумис направил на меня винтовку. Я окаменела с ружьем в руках, зная, что не смогу выстрелить. Что делать, понятия не имела, поэтому слова, неожиданно вырвавшиеся изо рта, удивили даже меня – я такого не думала! Теперь я понимаю, что, возможно, именно эти слова спасли мне жизнь.
– Да, – выкрикнула я, – можете убить меня… как убили Эдварда.
Он уставился на меня, потом замотал головой, словно не расслышал слов. Но винтовку опустил и сделал шаг назад.
– Нет, ты этого не знаешь… – пробормотал он слабым голосом.
– Вы сами рассказали мне, пока болели, – нажимала я. – Рассказали, как убили его тремя выстрелами в грудь. Вам пришлось заделывать дырки в костюме, не правда ли? В том самом, что сейчас на мне, а раньше спас жизнь вам.
Мистер Лумис отвернулся и постоял так – мне показалось, его плечи трясутся. Помолчав, он прошептал:
– Он пытался украсть костюм… как ты сейчас.
– Я меня нет выбора, – ответила я. – Я не хочу умирать, а вы не дали бы мне ничего. Зимой мне бы оставалось только умереть в лесу с голоду. Я не хочу, чтобы на меня охотились, как на зверя, а вашей пленницей тоже не стану.
Звук собственного голоса придал мне уверенности, и я продолжила:
– Пойду искать место, где живут другие люди, люди, которые будут мне рады. Чтобы удержать меня, вам придется убивать снова.
– Но это неправильно! – вырвалось у него, хотя он и понимал, что я не отступлюсь; голос его звучал испуганно и озадаченно. Я подумала, он сейчас заплачет.
– Не уходи! – взмолился Лумис, – не покидай меня. Не оставляй меня здесь одного!
Я заговорила, тщательно подбирая слова:
– Убьете меня – и действительно останетесь один. Вы искали многие месяцы и никого не нашли. Возможно, никого больше и нет, но если я найду других людей, я расскажу им о вас, и, может быть, они придут сюда. А пока… у вас есть еда, есть трактор и магазин. У вас целая долина.
В моем голосе проскочила горечь. И внезапно, чувствуя, что сама сейчас заплачу, я добавила:
– А вы даже не поблагодарили меня за то, что я ухаживала за вами, пока вы болели!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});