Дайру обернулся к Соколу, все еще недоумевающему, и начал со вкусом рассказывать о зловредном призраке грайанского десятника, погибшего триста лет назад.
Среди общего веселья Нургидан наклонился к Нитхе и спросил негромко:
– Слушай, эта песня... ну, которую мы сейчас... такая тоскливая, что и жить не хочется, она про что? Переведи!
– Песня? – не сразу поняла Нитха. – Какая еще... ах, эта? Эта про девушку, которая разбила кувшин и боится идти домой: ей от матери влетит!
– И только-то всего?! А мы развылись...
Не дослушав его, Нитха вскочила и закричала:
– Смотрите! Дельфинчик! Прыгает, пляшет, смотрите! Да как близко!
* * *Дори-а-дау и впрямь раз за разом выпрыгивала из воды у самого берега, чтобы получше рассмотреть смеющуюся компанию, которая только что изливала тоску в песне, похожей на звериный вой.
Морская госпожа с изумлением поняла, что резко изменилось и ее настроение!
Не так уж, оказывается, надоели ей эти непостижимые, непредсказуемые существа, более загадочные, чем все тайны океанских глубин. Сложные, раздражающе противоречивые и почему-то очень привлекательные!
Распутывать нити их помыслов и поступков было увлекательным занятием – словно смотреть пьесу вроде той, что разыгрывали бродячие актеры, пару лет назад побывавшие на Эрниди. Занятно быть зрителем этой пьесы-жизни, но быть ее участником – удовольствие, рядом с которым кажутся пресными все радости, которые дарит легкая свобода соленого простора!
Можно спорить на все сокровища, лежащие на морском дне, против пригоршни прибрежной гальки, что скоро дори-а-дау снова потянет к людям!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});