Она прикусила язык. «Что это он так раскипятился? На Файолона совсем не похоже», — удивилась девушка.
— Она снова встала, — прокомментировал Узун, — и мужественно идет навстречу судьбе.
«Он и разговаривает уже, будто балладу распевает, — подумала Майкайла. — Однако „мужественно шагает навстречу своей судьбе“ — это уж слишком!» Вслух, однако, она предпочла ничего не высказывать. Девушка не понимала, отчего ритуал на этот раз изменился, — как правило, его участники не проводили столько времени в этой комнате. «Пожалуй, лучше всего мне просто помолчать. Если я права, они сами очень скоро в этом убедятся, после чего смогут отправиться за Харамис, и я верну ей талисман… А если я вдруг окажусь не права… Нет, такого быть не может!»
Но чем дольше длился обряд, тем очевиднее становилось, что Майкайла жестоко ошибалась, а те, кто пытался ее предупредить и отговорить, были совершенно правы. Охваченная ужасом и не веря собственным глазам, она наблюдала, как жрец рассекает грудь Харамис и вытаскивает сердце. «Как она может выглядеть такой спокойной и умиротворенной во время столь ужасной процедуры?» — стучало у Майкайлы в голове. Затем сердце Харамис обратилось вдруг в горстку пыли; пыль эта просочилась между пальцами жреца и исчезла. Само тело бывшей Великой Волшебницы Рувенды и Лаборнока тоже обратилось в пыль, а затем начала разрушаться комната. С оглушительным треском рухнул потолок, и долгое эхо отозвалось в пустом пространстве между горными вершинами. Последним, что они увидели, прежде чем зеркало потемнело, стала огромная сплошная стена снежной лавины, которая, набирая скорость, неумолимо надвигалась, казалось, прямо на зрителей.
Майкайла без чувств свалилась на пол. Сквозь окутавший сознание туман, будто совсем издалека, она услышала механический голос зеркала:
— Субъект отныне больше не существует. В данном районе нет ни одного живого человека.
И тут пришло то самое ощущение. Вначале Майкайла словно стала погружаться прямо в скалу, как бы становясь частицей горы Бром. Затем в ее тело проникла и гора Джидрис, в свою очередь, сделавшись частицей Майкайлы. Она ясно почувствовала идущую вниз по северному склону, сметая все на своем пути, огромную лавину и успела разделить ее на маленькие и слабые обвалы — чтобы разрушения, которые она вызовет в долине, оказались минимальными. Затем девушка почувствовала и гору Ротоло с ее горячими источниками и скрытыми от постороннего взгляда теплыми долинами. Она успела мельком заметить и спящего, как всегда, в своей пещере Красного Глаза. Укрыв наконец всю горную цепь, чувство земли начало распространяться в обоих направлениях — к северу, вдоль реки Ноку, через весь Лаборнок, до самого Северного моря, и к югу, вдоль реки Нотар, через Тернистый Ад, Дайлекс, Золотую Топь, через Цитадель и Большую дамбу, через Черную и Зеленую Топи через озеро Вум и Тасские пороги, вдоль реки Большой Мутар и до самой границы Вара — той самой границы, где ее встретило вдруг стоящее на страже изображение Файолона.
— Файолон? — произнесла она вслух.
— Я тут, Майка, — Сильные руки подняли Майкайлу и вынесли из пещеры. Она услышала позади звук закрывающейся двери и шаги Узуна и в то же время продолжала слышать шум полноводных рек, стремящихся к морю, и гудение насекомых, роящихся в Топях.
«Если Харамис чувствовала нечто подобное, то ничего удивительного, что жрецам пришлось держать ее, чтобы не упала, — мелькнуло в голове у Майкайлы. — Это, пожалуй, куда сильнее, чем те чувства, что нахлынули, когда Файолон ощутил землю Вара… Впрочем, разница-то вполне понятна: мне досталась земля по крайней мере вдвое большая, и к тому же в прошлый раз я ощущала все опосредованно, благодаря тому, что оставалась связанной с Файолоном…»
— Файолон! Ты чувствуешь землю?
Его голос на мгновение перекрыл царящий в голове Майкайлы беспорядочный шум:
— Только Вар. А ты начинаешь чувствовать Рувенду?
— Да! И Лаборнок тоже!
— Не утруждай себя разговорами, — посоветовал он, — просто расслабься и дай чувствам устояться.
«Дать им устояться? О, как бы мне хотелось, чтобы они действительно сами утряслись!» — думала Майкайла. Файолон внес девушку в кухню, усадил возле очага и попросил Узуна поддерживать ее. Майкайла и не заметила, что они с Узуном поменялись местами, — до тех пор, пока не увидела лицо Файолона прямо перед собой. Юноша держал в руках кружку:
— Выпей-ка вот это.
В кружке оказался горячий адоповый суп. Выпив его. Майкайла стала ощущать, что теперь она действительно скорее человек, чем земля, на которой расположено целых два королевства.
— Ну что, лучше? — спросил Файолон.
Она медленно и осторожно кивнула. Тело все-таки не очень-то хорошо ей повиновалось.
— Ну и славно. А теперь поешь-ка вот этого. — Он протянул кусочек вяленого мяса.
Девушка принялась его жевать, на что потребовалось немало усилий, но когда наконец проглотила последний кусок, то окончательно почувствовала себя прежней Майкайлой. Царивший в голове шум рассеялся, а когда она осторожно попыталась снова вернуть его, то обнаружила, что никаких звуков больше не слышит.
— Файолон, — с ужасом прошептала она, — а я ведь потеряла чувство земли!
— Нет, ты его не потеряла, — заверил юноша, — просто оно на некоторое время отступило. Дело в том, что приобрести чувство земли по отношению сразу к двум королевствам — слишком тяжелое испытание, не говоря уже о том, каково справляться с подобной задачей человеку, больше суток перед этим воздерживавшемуся от пищи и только что пережившему смерть родственницы.
— Харамис! — Майкайла затрясла головой, мечтая о том, чтобы все недавно увиденное оказалось лишь дурным сном. — Узун… — Она виновато посмотрела на оддлинга. — Прости меня…
— Это я виноват, — пробормотал он. — Мне не следовало никого просить о новом теле.
— Что ж, принимая во внимание, что это Харамис обратила тебя в арфу, из-за чего и потребовалось потом добывать для тебя новое тело, чтобы, в свою очередь, ты смог ухаживать за самой Харамис, когда она серьезно заболела, — будем считать, что вину за все случившееся можно в равной мере возложить на всех, — заметил Файолон. — А может, и нет в этом ничьей вины…
— Как вы думаете, она заранее намеревалась разрушить храм? — спросила Майкайла.
— Думаю, что да, — ответил Файолон — Когда мы планировали все это, она сказала, что ты не сможешь к этим жрецам возвратиться, если их самих не будет на прежнем месте. Я тогда переспросил, что она имеет в виду, но тут разговор повернулся в другую сторону, и она так и не ответила. — Файолон помолчал. — И все-таки я склонен считать, что она намеревалась поступить именно так: разрушить этот храм до основания. Ты ведь помнишь, как Харамис относилась к кровавым жертвоприношениям — особенно к тем, в которых принуждают насильно. Знаешь, ведь именно это привело к тому, что весь их ритуал пошел кувырком, — задумчиво добавил он. — Они хотели жертву юную, объятую ужасом и болью, а вместо этого получили умудренную жизнью волшебницу, знатока магии, вполне готовую к смерти и желавшую умереть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});