— Ох, да оставь ты его в покое, Дваролл. Он не отвечает за то, какие у рабов уши; он должен лишь поскорее продать их.
Синдонианин тяжело перевел дыхание:
— Так продавай же его!
Аукционер набрал воздуха в грудь:
— Да, милорд! — Собравшись с силами, он продолжил. — Прошу прощения у лордов и леди, что мы теряем время из-за столь незначительной суммы. Теперь я прошу о любой цене.
Подождав, он сказал, нервничая:
— Я не слышу и не вижу предложений. Предложений нет — раз… и если их не поступит, я буду вынужден снять этот номер с продажи и прежде, чем продолжить аукцион, проконсультироваться с моими патронами. Нет предложений — два! У нас множество прекрасных образцов товара; просто позор, если их никто не увидит. Нет предложений — три…
— Вот оно, твое предложение, — сказал синдонианин.
— Что? — Старый бродяга поднял два пальца. Аукционер посмотрел на него. — Это вы предлагаете цену?
— Да, — проскрипел бродяга, если лорды и леди не имеют ничего против.
Аукционер посмотрел на полукруг сидячих мест. Кто-то оттуда крикнул:
— А почему бы и нет? Деньги — это деньги.
Синдонианин кивнул; аукционер быстро спросил:
— Итак, вы даете два стеллара за этого мальчика?
— Нет, нет, нет! — вскричал Баслим. — Два минима!
Аукционер замахнулся на него; бродяга отдернул голову.
— Пошел вон! — закричал аукционер. — Я научу тебя, как насмехаться над своими благодетелями!
— Аукционер!
— Сэр? Да, милорд!
— Вы сказали — я прошу о любой цене. Продайте ему мальчишку.
— Но…
— Вы слышали, что я сказал.
— Милорд, я не могу продать после лишь одного предложения. Закон гласит ясно: одно предложение — это не аукцион. Даже два, если аукционер не объявил нижнюю цену. Без минимальной цены я не могу продать раньше, чем поступят три предложения. Этот закон, благородный сэр, направлен на защиту владельцев, а не меня, несчастного.
Кто-то крикнул:
— Таков закон!
Синдонианин нахмурился:
— Так объявляйте же предложение!
— Как пожелают лорды и леди. — Аукционер повернулся к толпе.
— Предмет девяносто семь. Я слышал предложение в два минима. Кто даст четыре?
— Четыре, — промолвил синдонианин.
— Пять! — выкрикнул голос.
Синдонианин подозвал бродягу. Опираясь на руки и на одно колено, волоча культю и подтягивая мешающую ему чашку для сбора подаяния, Баслим подполз к нему. Аукционер начал повышать голос.
— Идет за пять минимов раз… за пять минимов два…
— Шесть, — рявкнул синдонианин; бросив взгляд в миску попрошайки, он порылся в кошельке и бросил ему горсть мелочи.
— Я слышал шесть. Услышу ли я семь?
— Семь, — прохрипел Баслим.
— Мне предложено семь. Вот вы там, наверху, что подняли палец. Вы предлагаете восемь?
— Девять! — перебил бродяга.
Аукционер бросил взгляд, но предложение принял. Цена приближалась к одному стеллару, и это было слишком дорого для шуток из толпы. Лорды и леди то ли не хотели торговаться из-за бесполезного раба, то ли не желали вмешиваться в игру синдонианина.
Аукционер снова завел речитатив.
— Идет за девять — раз… идет за девять — два… идет в третий раз — продано за девять минимов! — Он толкнул мальчика с платформы прямо в руки бродяги. — Бери его и убирайся.
— Полегче, — остановил его синдонианин. — Документы о продаже.
Взяв себя в руки, аукционер получил плату и вручил новому владельцу бумагу, уже заготовленную для номера девяносто семь. Баслим заплатил больше, чем девять минимов — лишь благодаря помощи синдонианина у него оказались средства уплатить и налог, который был выше продажной цены. Мальчик неподвижно стоял рядом. Он уже знал, что снова продан, и теперь старался уяснить, кто этот старик, его новый хозяин, хотя это его не волновало; ему никто не был нужен. И пока все были заняты расчетами, он сделал рывок в сторону.
Не глядя на него, бродяга вытянул длинную руку, поймал его за щиколотку и подтащил к себе. Затем Баслим с трудом встал и, положив одну руку мальчику на плечо, превратил его в подобие костыля. Мальчик почувствовал, как костлявая рука цепко и сильно схватила его за локоть, и расслабился перед лицом неизбежности — придет и другое время; оно всегда приходит, если ты умеешь ждать.
Опираясь на него, бродяга с достоинством выпрямился.
— Милорд, — хрипло сказал он, — я и мой слуга благодарим вас.
— Пустяки, пустяки, — синдонианин рассеянно отмахнулся платком.
От Площади Свободы до дыры, в которой жил Баслим, было около полумили, но этот путь отнял у них времени больше, чем можно было предполагать. Используя мальчика в качестве недостающей ноги, Баслим, ковыляя, передвигался еще медленнее, чем на двух руках и одной ноге, то и дело останавливаясь: подволакивая ногу, старик заставлял мальчика совать чашку для подаяний под нос всем прохожим.
Баслиму приходилось молчать. Он, было, попробовал пустить в ход Интерлингву, космо-голландский, саргонезский, полдюжины местных говоров, кухонный городской, жаргон рабов и речь торговцев — даже Системный Английский — и все без результата, хотя он догадывался, что мальчишка понимает его более чем хорошо. Затем он бросил попытки и излагал свои намерения на языке жестов, подкрепляя их парой тычков. Если он с мальчишкой не найдет общего языка, ему придется учить его — но все в свое время, все в свое время. Баслим не спешил. Баслим никогда не спешил, он смотрел далеко вперед.
Его жилище располагалось под старым амфитеатром. Когда Саргон Августус решил в честь империи воздвигнуть новый большой цирк, была разрушена только часть старого; работы были прерваны Второй Цетанской войной и никогда больше не возобновлялись. Баслим вел мальчика среди этих руин. Идти было нелегко, и старик был вынужден согнуться в три погибели, но руки он не отпускал. Порой он придерживал своего спутника только за одежду; и тот чуть не вырвался от него, оставив в его руках клочок туники, бродяга успел ухватить его за кисть. После этого они стали двигаться еще медленнее.
В конце полуразрушенного прохода они спустились в темную дыру, и мальчику пришлось идти первым. Перебравшись через обломки и пройдя между куч щебня, они вошли в непроглядно темный, но чистый коридор. Дальше вниз… и они очутились в одном из бывших помещений амфитеатра, как раз под старой ареной. В темноте они подошли к тщательно завешенной двери. Следуя за мальчиком, Баслим подтолкнул его и закрыл дверь, для чего приложил палец к дактило-ключу; вспыхнул свет.
— Ну вот, парень, мы и дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});