Сияние множества огоньков разрасталось и ползло по столу из одного конца в другой, словно река пламени. Постепенно этот многоцветный блеск затмил и свет звёзд, и даже чуть потускневшую Белль, а вспышки и позвякивание распечатываемых сосудов подкрались и сюда, к барону Шарто. Немедля он подхватил свой тут же просиявший янтарём бокал. И когда вельможа непроизвольно пригубил благородного мерцающего нектара, смочил язык и нёбо старым мускатом, из сотен дворянских глоток вырвалось тысячекратно подхваченное и усиленное:
— Да здравствует король!
25.03.09
P.S. Знаете, мне даже немного жаль оставлять эту историю. Но собственно, на этом можно и закончить повествование об одном хитром лисе, умудрившемся всех провести махнув туда-сюда пышным хвостом и укрывшись за ним? Да при том так обокрасть загонщиков, что они в общем-то остались и не в претензии. Грязное золото людских душ струилось меж его рук, сияло, манило и обещало — и всё же, не имело над ним власти.
Да, можно на этом и закончить. Правда, одна из крохотных цветочных феечек, что-то промышляющих над расцветшим душистым горошком в глубине древней гномьей крепости — вон та, которая с золотым ведёрком — так не считала. А если взять с полки увеличительное стекло в массивной оправе старинной работы и с вычурной ручкой, да пристально рассмотреть сияющую малявку, то можно было бы заметить, как девичьи губки прошептали:
— Чтобы мастер Ридд просто так оставил запасную норку? Да никогда! Он вернётся за мной, я знаю…
Есенин — прим. авт.
Jedem das Seine — каждому своё (нем.) По иронии судьбы, именно этот многозначительный девиз красовался над входом в нацистский концлагерь Бухенвальд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});