— Чего тебе?
— У тебя что, печень болит?
— Болит, болит. А ты пихаешься…
Верен отвернулся, ошеломленный. Он повел глазами по бражной, полной в это время посетителей, и услышал еще многое: все боли, тревоги, заботы, что терзали тела и души сидящих людей, стали ему доступны. Он поглядел на кольцо и сорвал его с пальца, бормоча:
— Этого мне только не хватало… Своих бед мало, что ли…
Без кольца все стало как обычно. Он поглядел еще на него, и спрятал в карман. От нечего делать стал Верен вспоминать весь их путь — как Сметлив не хотел идти, как ликовали они, поняв, что начали молодеть. Припомнил он и последний куплет песни, что ревел тогда Сметлив:
Пусть плещется под веслами вода,пусть счастлив будет дом, и те, кто возле.А догорит рыбацкая звезда —не позже и не раньше — вот тогдаи я уйду, как все. Но это — после.
А припомнив, подумал, что его звезда уже догорела, и заскрипел зубами от запоздалой бессильной обиды. Зачем же он вернулся? Ах, как подвел его Крючок! «Рука», «судьба», «храбрец»… Тоже мне, колдун паршивый. Молчал бы лучше…
Верен посмотрел в окно, где над крышей старого сарая горел матовый зеленый огонек и стал вспоминать дальше: как пришли они в город, как встретилась им Цыганочка и как Сметлив рассказывал им про рыбу-бормотуху. Что она ему там говорила? «Ходи ловко верх». Да, вроде так. Потом: «С руки камень вода брось». «С руки камень»? Это не про кольцо ли? Хм, интересно. Он вспомнил, как ходил за кольцом к Скуп-сыну, в его комнату наверху. Э, э! Да это же разгадка. Ах ты, Сметлив, старый глухой пень! Не «ловко» рыба тебе сказала, а «лавка». Лавка! Понял? Погоди. Но если так, значит, выходит, речь шла как раз об этом колечке. Странно…
Верен вновь достал кольцо и стал разглядывать. Почти сразу он обнаружил на ободке знак Владыки Вода — то ли трезубец, то ли корона, каким изображают его на морских картах. И тогда так подумал: «Не простое колечко… Откуда оно взялось у Капелькиной матери?» Но поскольку ответа на этот вопрос не предвиделось, стал думать о Капельке и о проклятой обман-траве, подавшей ему дурацкую несбыточную надежду. Ну что ему теперь делать? Хоть топись…
Чтобы отогнать шальную, нелепую мысль, он взял еще браги, но мысль никак не отлипала. И более того, чем упорнее заливал ее Верен, тем крепче она становилась, тем настойчивее возвращалась. А действительно, чего ему ждать? Если сам оказался дураком, тут никто не виноват. Но терпеть это, сидеть и дожидаться смерти, когда другие живут заново — простите. Это уж слишком. Как там рыба сказала? С руки камень вода брось? Ладно. Он бросит. Но только и сам вместе с ним…
Придумав рассчитаться с жизнью, Верен решил так надраться напоследок в долг, чтобы земля закачалась. Он пил до самого закрытия, а когда Дюж подошел к нему, чтобы получить деньги, сказал, едва ворочая языком:
— З-за… пши на мня, — и потыкал себя пальцем в грудь.
Дюж согласно кивнул — Верен всегда аккуратно отдавал долги. А тот вышел из бражной и сделал неприличный жест в сторону двери:
— Вот ты у меня получишь!
На улице ветер валил с ног, Большая Соль страшно ревела в темноте. Верен, пошатываясь, огляделся, послюнил палец и поднял его над головой. Определив таким образом направление, он пошел в сторону моря, бормоча:
— Оч-чень… хорошо… Погодка — то, что надо. Не придется камень за пазуху брать. Прыгнул — чик! — и готово…
По морю ходили смерчи. Огромные, светящиеся слабым светом, они медленно колыхались над гребнями остервенелых волн, упираясь макушками в низкие тучи. Увидев Большую Соль, разъяренную первым осенним штормом, Верен испугался и чуточку протрезвел. Но мысль упрямо гнала вперед, и он отыскал в потемках причальный мол, уходящий в море шагов на сто. Эти сто шагов и станут последними в его никчемной жизни.
Волны перехлестывали через мол, но только верхушками. Они пытались сбить Верена с ног, но он шел и шел по скользкому дереву — осторожно, будто тщательно оберегая здоровье, и скоро уже стоял на краю, а под ногами его была бездна, воющая дикими голосами и разевающая на него всепожирающие пасти. Там он постоял, уже почти трезвый, но по-прежнему не видя иного выхода. И все же не хватало сил сделать этот последний шаг, чтобы все прекратить навсегда. Навсегда… Он вспомнил про кольцо и решил надеть его, а уж потом… Потом…
Может быть, кольцо Верен решил надеть, чтобы еще потянуть время под благовидным предлогом. Но тут в бездонной утробе моря столкнулись неизвестные силы и зародилась огромная волна, и покатилась, набирая силу, на берег. Она ударила в мол и пошла дальше, грохоча и неистовствуя, и даже не заметила крохотной человеческой фигурки, стоявшей только что на краю пропасти.
Волна слизнула Верена в единый миг, он не успел ни опомниться, ни хотя бы вскрикнуть. Ужасная сила скрутила его, сломала и завертела как щепку в потоке. Он подумал было, что вот и хорошо, не надо самому прыгать, но как только хватка воды ослабла, сделал непроизвольное движение руками и пробкой выскочил на поверхность, задыхаясь и отплевываясь. И вот тут будто огнем его обожгло: кольцо было на пальце, и понял он, что где-то совсем рядом гибнет человек. Точнее, уже почти погиб — искорка жизни теплится в нем едва-едва, и эта искорка криком кричит и молит о спасении.
Тьфу ты, Смут! Хотел сам утопиться — а тут кого-то спасай. Верен хотел сдернуть кольцо с пальца, чтобы не слышать, но такая отчаянная мольба звучала над морем, что не выдержал: завертел головой, стараясь разглядеть в кромешной пучине яростных волн тонущего человека. И увидел на долю мгновения — невнятным светлым пятном, мелькнувшим невдалеке. Он стал подгребать руками в ту сторону, а море злилось, захлестывало его и старалось утопить. Откуда взялась в нем сила — Верен сам не понял. Скорее всего это была злость на человека, надумавшего так невовремя тонуть. «Вот если спасу, — даже стукнуло ему в голову с очередной волною, — то так потом отмутузю…»
Над морем полыхнула запоздалая молния, и в свете ее он совсем рядом увидел своего утопленника — а точнее, утопленницу: волна как раз разметала ее длинные волосы. За них он и ухватился, и стал выгребать одной рукою к берегу.
Силы уже кончались, когда ноги коснулись дна. Измученный Верен еще немного проплыл, попытался встать — волна сбила его. Он снова поднялся, и снова рухнул под могучим ударом. Но каждая новая волна теперь приближала его к берегу. И, главное, не затихала крохотная искорка жизни, взывающая о помощи — иначе бы он не выдержал. Но наконец Верен прочно встал на ноги, последним усилием вытащил утопленницу на песок, туда, где не доставали волны — и рухнул рядом с нею почти без чувств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});