— Ладно, — сказал Эрик. — Спасибо, Саймон. — Он повесил трубку и набрал номер неврологического центра Эдмунда Г. Брауна.
— Неврологический центр Эдмунда Г. Брауна, — произнес усталый женский голос.
— Я хотел бы узнать о состоянии здоровья миссис Катерине Свитсент, — сказал Эрик. — Совесть есть совесть. В некотором смысле развод накладывает на нас большую ответственность за ее благополучие. Потому, что ей стало гораздо хуже сразу после него.
— Существует хоть какой-нибудь выход? — спросил Эрик.
Старший Эрик Свитсент, Эрик Свитсент из 2065, покачал головой.
— Ладно, — произнес Эрик, — спасибо, что ты был честен со мной.
— Как ты сам говоришь, всегда нужно быть честным с самим собой. — Он добавил: — И удачи с оформлением заключения; это тягостная процедура. Но и у нес есть конец.
— Чем кончилась война, — в частности оккупации Земли?
Старший Свитсент усмехнулся:
— Черт побери, ты слишком увяз в своих переживаниях. Война? Какая война?
— Пока, — сказал Эрик и повесил трубку.
Он выбрался из кабинки. “У меня есть одно преимущество, — признал он. — Если бы я был рационален, и бы воспользовался им — но это не так. Лилистар скорее всего спешно разрабатывает сейчас план захвата Земли, готовится к нападению; я знаю это, но не испытываю при этом никаких чувств, я чувствую… Желание умереть. А почему бы и нет? Джино Молинари сделал свою смерть инструментом политической борьбы; он одурачил с ее помощью своих противников и сделает это еще не один раз. Конечно, у меня на уме совсем другое, — понимал он. — Я не пытаюсь никого одурачить. При нашествии Лилистар умрет много людей, почему бы не одним больше? Кто от этого потеряет? Кому я близок? — И тут он вспомнил: — Все эти будущие Эрики Свитсенты, вот кому мой поступок придется не по вкусу. Но сейчас мне на них наплевать. Правда, им на меня тоже с той единственной разницей, что их существование зависит от меня. В этом и заключается вся проблема. Не в моих взаимоотношениях с Кэти, а в моих взаимоотношениях с самим собой”.
Пройдя через вестибюль гостиницы “Цезарь”, он очутился на залитых дневным солнцем улицах Тиуаны десять лет спустя.
Солнечный свет ослепил его; он стоял, моргая и пытаясь приспособиться к новому освещению. Вид машин изменился. Они стали более обтекаемыми, более приятными для глаза. Мостовая была хорош” заасфальтирована. По тротуарам ходили те же уличные торговцы, за тем исключением, что теперь это были не роботы; он с изумлением увидел, что это были риги. Очевидно, они начали проникать в земное общество с его нижних слоев, постепенно добившись того равенства, которое, как он узнал во время своего прошлого путешествия, установилось столетие спустя. Это показалось ему не очень справедливым, но дело обстояло именно так.
Засунув руки в карманы, он слонялся по Тиуане, увлекаемый толпами, которые заполняли ее улицы во все времена, пока он не наткнулся на ту самую аптеку, в которой он покупал Джи-Джи 180. Она, как всегда, была открыта и тоже не изменилась за последнее десятилетие, за тем исключением, что с витрины пропал бандаж для грыжи. На его месте он заметил неизвестное ему приспособление. Наклонившись поближе, Эрик попытался прочесть испанскую надпись. Эта штуковина, очевидно, служит для увеличения сексуальной потенции, решил он. Позволяет, как он перевел с испанского, добиваться неограниченного количества оргазмов, наступающих один за другим практически без перерывов. Слегка развеселившись, Эрик двинулся дальше к расположенному в глубине прилавку.
На месте знакомого ему аптекаря, сидела стареющая дама с черными волосами.
— Si? — приветствовала она его, показав дешевые хромированные зубы.
— У вас нет одного вещества, производимого в Германии, g-Totex blau? — спросил Эрик.
— Я посмотрю. Вы подождете, хорошо? — Женщина устало поднялась и скрылась среди химикалиев. Эрик бесцельно слонялся, разглядывая витрины. — G-Totex blau это очень сильный яд, — послышался ее голос, — Вы должны расписаться за него в книге; Si?
— Si, — ответил Эрик.
Снадобье, в черной коробке, лежало перед ним.
— Два доллара пятьдесят центов США, — сказала женщина. Она извлекла из-под прилавка толстую книгу и положила ее рядом с прикованной к прилавку ручкой. Когда Эрик расписался, она завернула коробку. — Вы собираетесь убить себя, senor? — проницательно спросила она.
— Да, пожалуй.
— Этот яд действует совершенно безболезненно; я видела это сама. Никакой боли, просто останавливается сердце.
— Да, — согласился Эрик, — хороший яд.
— Из Германии. Качество гарантировано. — Она лучезарно улыбнулась, демонстрируя одобрение.
Он заплатил деньги — его десятилетней давности банкноты были приняты без комментариев — и вышел со своей покупкой.
“Странно, — подумал он. — В Тиуане все по-прежнему. И так будет всегда. Никому нет дела, даже если вы собрались убить себя; удивительно только, что у них нет специальных кабинок, где это могут для вас сделать за десять песо. Возможно, теперь уже есть”.
Его слегка покоробило, что женщина так явно выразила свое одобрение — ведь она ничего о нем не знает, не знает даже его имени.
“Это сделала с людьми война, — сказал он себе. — Не знаю, почему меня еще удивляют такие вещи”.
Когда он вернулся в гостиницу и уже собрался подниматься к себе в комнату, клерк, незнакомый ему, остановил его.
— Сар, вы здесь не живете. — Он выскочил из-за перегородки, чтобы преградить ему дорогу, — Хотите снять комнату?
— У меня уже есть комната, — ответил Эрик и только тогда вспомнил, что это было десять лет назад; его права на нее давным-давно истекли.
— Десять долларов США за ночь, плата вперед, — казал клерк, поскольку вы без вещей.
Эрик достал бумажник и отдал десятидолларовую бумажку. Клерк тщательно изучил купюру с профессиональной подозрительностью.
— Эти деньги изъяты из обращения, — проинформировал он Эрика. — Теперь их стало трудно обменивать, это запрещено. — Он поднял голову и нагло ставился на Эрика. — Двадцать. Две десятки. И я еще подумаю, брать ли их у вас. — Ой ждал, не выказывая никаких признаков энтузиазма; он явно был возмущен попыткой всучить ему эти банкноты. Возожно, это напомнило ему прошедшие времена, суровые дни войны.
У Эрика в бумажнике оставалась только одна бумажка, и это была пятерка. И еще, как ни невероятно, оставшаяся у него из-за дурацкого сбоя в нормальном ходе событий, а может потому, что за нее были отданы часы, бесполезная теперь валюта из девяностолетнего будущего; он разложил деньги на стойке, их сложный многоцветный рисунок глянцево блестел. “Значит, — подумал он, — возможно, что транзистор, посланный Кэти Вирджилу Акерману в тридцатые годы, все-таки до него дошел; по крайней мере, у него был шанс. Это повысило ему настроение. Клерк взял одну бумажку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});