– Кто таков? Куда прете? – строго произнес солдат с нашивкой фельдлайтера на плече, имевший странное представление о том, как должно уважительно обращаться к рыцарю.
– За языком следи, кнехт! – ответил всадник без злости, протягивая командиру патруля припрятанный за пазухой свиток. – Не все такие добрые, как я. За твое «прете» и сапогом в рожу схлопотать недолго…
Дерзкий солдат ничего не ответил, лишь презрительно хмыкнул, а затем, небрежно воткнув в землю меч, развернул перепачканными землей да травой ручищами гербовую бумагу. Губы служивого беззвучно шевелились, а седоватые усы подергивались. Сразу было понятно, что читать он толком не умеет, но в буквах да слогах все же разбирается.
– Так значица, вы есть благородный рыцарь фон Херцштайн… – подозрительно щурясь, произнес командир патруля, свернув казенную бумагу, но не торопясь вернуть ее владельцу. – … И по землям герцогства путешествовать изволите, да в такую неспокойную пору. Что ж в бумаге вашей про цели поездки ничегось не прописано? Непурядок!
– Мордой не вышел, чтоб про то знать! – презрительно хмыкнул в ответ рыцарь. – Иль угомонись, иль к офицеру своему веди! Там втроем о целях моей поездки и поболтаем. Только смотри, как бы те после разговорчика этого без шкуры не остаться!
Ставший ожившей легендой для многих морронов Дарк Аламез, известный в Геркании под именем Дитрих фон Херцштайн, проделал долгий путь в седле и не имел ни малейшего желания что-либо объяснять. Остановивший его возле леса патруль был уже четвертым по счету с утра того дня и, наверное, десятым с той поры, как он покинул столицу герцогства Муабит, город Немвил.
– Ишь, грозный какой попался… и поважней господ видывали! – недовольно проворчал фельдлайтер, которому не дали поумничать. Однако задерживать высокомерного господина служивый поостерегся. – Ехайте уж, но коль шеварийцы нагрянут…
Дальше благородный рыцарь слушать не стал. Резко выхватив бумагу из руки солдата, он пришпорил коня и, как и раньше, медленно поехал по обочине превращенной копытами, колесами да ногами в сплошное месиво дороги. Оскорбленному невниманием оратору не оставалось ничего иного, как молча проглотить обиду и вместе с товарищами вернуться в засаду.
…За неделю странствия по герцогству Дарк Аламез довольно наслушался выдумок и баек про зверства шеварийских солдат, которые, самое смешное, еще не напали на приграничные земли и вообще не думали нападать. Слухи о приближающейся войне распустили сами герканцы. Он столкнулся с этим еще в Маль-Форне, когда получал из рук брата короля, принца Анварда Великодушного, рыцарский щит и «белые» шпоры. Правда, россказни, гулявшие по столице королевства, были совсем иными и гораздо меньше походили на выдумки, чем нелепые слухи, повергшие в панический страх все герцогство Муабит. Их смысл сводился к тому, что Короне нужны новые земли, а могущественная и доблестная герканская армия застоялась без дела. На роль кровожадного врага маль-форнский двор избрал северо-восточного соседа, независимую, своенравную и испокон веков недолюбливаемую Шеварию.
Геркания готовилась к войне, подтягивала к границе войска, но собиралась не защищаться, а нападать. Слухи же о шеварийской агрессии понадобились герканским полководцам лишь для того, чтобы создать вдоль границы «мертвую зону». Это позволило бы не только незаметно подвести к рубежам противника войска, скрыв их численность, состав и направления основных ударов, но и воспрепятствовать вражескому шпионажу. Паника среди населения приграничных земель и разорение множества крестьянских семейств, растерявших во время поспешного бегства большую часть нажитого потом и кровью добра, были ничтожно низкой ценой за успех предстоящей кампании и никого из высокопоставленных вельмож не волновали.
Суматоха наверняка охватила не только герцогство Муабит, но и все герканские земли, имевшие несчастье находиться вблизи от шеварийской границы. Моррон мог побиться о любой заклад, что точно такие же кутерьма с неразберихой воцарились теперь и в Ливардии, и в герцогстве Лекатор, и даже в небольшом захолустном баронстве Оквард, самой южной точке общей с враждебно настроенным соседом границы. Днем по одним дорогам с окраин в центральные провинции королевства уходили колоны перепуганных крестьян и гнался скот; а ночами, тайно при свете факелов, по другим трактам к вражеским рубежам подводились войска и подвозились осадные орудия.
Мир жесток, и в нем одним представителям рода человеческого нет никакого дела до других. Правителей обоих королевств вряд ли волновало, сколько простолюдинов погибнет в предстоящей войне и сколько благородных и низкородных воителей сложат головы на ратных полях. А крестьянам и горожанам, в свою очередь, тоже было глубоко безразлично, какой над их домами будет развеваться флаг и станут ли они платить подати с налогами шеварийской или герканской казне. Простолюдины убегали в глубь страны не от полчищ кровожадных иноземных захватчиков, а от безжалостной бойни, именуемой войной, и от связанных с ней лишений: голода, пожаров и безудержной резни опьяненной победой солдатни.
Что же касалось отношения Дарка к происходящему и ему вслед грядущему, то позиции Совета Легиона по геркано-шеварийскому конфликту Аламез не знал, а сам он довольно сильно злился на герканского короля, задумавшего устроить баталии и прочие армейские игрища именно в тот момент, когда у моррона появились в Шеварии важные дела.
…Прошло тридцать три дня с тех пор, как закончился мелингдормский турнир, а Дарк договорился с Анри Фламмером о встрече в маленькой деревушке Мефлеж, расположенной на берегу того самого злополучного Немвильского озера. Его верный друг и боевой товарищ поехал к некроманту Гентару, а сам Аламез, получив письмо с представлением к рыцарскому титулу от правителя Мелингдорма, графа Дюар, направился в Маль-Форн, где спустя две недели стал обладателем родового герба и рыцарских шпор. Как будто почувствовав, что добраться до условленного места будет не так уж и просто, Дарк поменял планы и даже не стал заезжать в Мелингдорм, где доверенный человек Гентара поджидал его с новыми доспехами, а сразу отправился к шеварийской границе. Ровно десять дней назад моррон достиг владений герцога Муабит, вот тут-то и начались его злоключения. Два дня он потратил, чтобы добраться до города, и еще одним днем пришлось пожертвовать, чтобы попасть внутрь крепостных стен. Довольно трудно двигаться по дороге, запруженной беженцами и гонимым на запад скотом, в особенности если двигаешься на восток, то есть в противоположную сторону. Потом Аламез целых четыре дня пробыл в Немвиле, добиваясь разрешения на поездку в Шеварию, и только исключительно благодаря недавно приобретенным рыцарским шпорам такую бумагу ему удалось получить. Затем опять начался дорожный кошмар: повозки, телеги, мычащее да блеющее поголовье, безразличные лица рыбаков и крестьян, уже сто раз пожалевших, что отправились в путь, и уставших гадать, куда же они в конечном счете придут и как сложится жизнь на новом месте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});