— Истинные виновники ушли от наказания, а Красовского отправили в отставку. — добавил пристав.
«Опять Красовский! Второй раз за сегодняшнее утро слышу его имя!» — Александр Степанович дернулся, но взял себя в руки и строго сказал:
— Подобные разговоры на местах категорически запрещайте и принимайте меры к тем, кто распространяет слухи! Тел нет — не о чем говорить!
— Еще идут разговоры, что из могилы восстал «черный пан» и стал собирать жатву крови, — тихо произнес пристав.
— А это еще что такое? — недовольно поинтересовался Александр Степанович.
Местная легенда о шляхтиче-помещике из этих мест, — начал пристав.
— Честь имею! — пристав тяжело поднялся со стула. «Не поверил мне заведующий сыском, что это дело очень серьезное. О нем еще заговорят, и в скором времени.
Одолеваемый еще более тревожными думами, чем по дороге в управу, пристав вышел из здания на улицу. Осеннее солнце умудрилось ослепить его, и пристав внезапным ураганом налетел на невысокую стройную гимназистку, так, что папка для рисования вырвалась из рук девушки. Листы с рисунками разлетелись по тротуару, и сконфуженный пристав бросился их собирать.
Курносая рыжеволосая подружка гимназистки прыснула от смеха, наблюдая за ним. Пристав, представив, как это комично выглядит со стороны, еще больше побагровел и, приложив руку к фуражке, произнес:
— Честь имею, барышни! — и проследовал дальше.
— Какой он большой и смешной! Правда, Лора? — И тут она обратила Внимание на свою пострадавшую подругу которая тяжелым неотрывным взглядом провожала удаляющегося полицейского. — Ты о чем задумалась. Лора? Вернись на землю!
— Мне кажется, Софи, что Судьба преподнесла мне эту встречу не случайно и она предполагает в будущем неприятное продолжение, — словно не в себе, произнесла гимназистка, механически укладывая рисунки в папку.
— Ты о чем. Лора? — вновь рассмеялась подружка. — Что нас может связать в будущем с этим полицейским? Мы не преступницы, даже не революционерки, — тут она озорно хохотнула, — а он старый, толстый и некрасивый. Забудь о полицейском, лучше поговорим о Жорже, а еще лучше — зайдем в кофейню. Очень хочется эклеров!
— Хорошо, Софи, идем, — кротко произнесла Лариса, напряженно думая о чем-то.
— Лора, ты иногда меня пугаешь своими высказываниями, — щебетала София, взяв подругу под руку и строя глазки молодым людям, идущим навстречу. Она отметила, что многие из них в военной форме, стройные, мужественные, хотя еще недавно они занимались чем-то совсем мирным, например, были счетоводами. — Вот не далее чем вчера вы сказали, что с Жоржем у меня нет будущего. Откуда такие выводы? Неужели „бросили“ на меня и него на своих знаменитых волшебных картах?
— Софи, для этого карты мне не нужны — это видно невооруженным глазом, — девушка мягко улыбнулась.
— А я вот возьму и вскружу ему голову! — не согласилась рыжеволосая София, вновь заливаясь смехом, и девушки зашли в кондитерскую.
2. Киев. 2002 год— Это просто невозможно выдержать! Это же не палата, а морг! — С этими словами в кабинет главврача влетела женщина невысокого роста, тощая, словно щепка, в цветастом байковом халате и пушистых белых тапочках, прервав утреннюю „пятиминутку“.
Хозяин кабинета, Панчишин Сергей Владимирович, слыл среди врачей и пациентов человеком демократичным и справедливым. Он не разорался в ответ и не выставил женщину за дверь, как это произошло бы в девяносто девяти процентах случаев, а постарался разобраться в причинах ее беспокойства.
— Иван Петрович, как я понимаю, это ваша пациентка. Поясните, в чем дело? — Сергей Владимирович перевел взгляд на заведующего отделением.
— Говорите по сути, причину смерти больной Курловой я знаю! — нетерпеливо оборвал его Сергей Владимирович.
— Вчера днем „скорая помощь“ расстаралась — привезла пациентку в возрасте за сто лет! — возмущенно повысил голос Иван Петрович. — С целым букетом заболеваний, из которых главное — старость, дряхлость. Ночью ей стало плохо, больные подумали, что она умирает, но она жива, хотя находится в крайне тяжелом состоянии. Пациенты из седьмой палаты возмущены и требуют, чтобы ее перевели в другую палату. Я об этом хотел доложить, но больная Живчикова меня опередила.
— Да, мы настоятельно требуем! — вскинулась Живчикова.
— Больная, успокойтесь и возвращайтесь в свою палату, а мы примем решение, — обратился к ней Сергей Владимирович.
— Да, но… — попыталась еще что-то добавить Живчикова, однако голос Сергея Владимировича приобрел жесткость, а глаза за стеклами очков превратились в ледышки.
— Идите, больная, а мы сами разберемся! Иван Петрович!
Демократизм Сергея Владимировича имел разумные пределы, а его справедливость иногда переходила в злопамятность. Иван Петрович, мгновенно вскочив с места, помог больной быстро покинуть кабинет. Вернувшись, не присаживаясь, он обратился к главврачу:
— Старуха умирает в страшных мучениях на глазах больных палаты. Странно, что она до сих пор жива.
— Может, ее поместить в коридор? В уголок, возле кабинета лечебной физкультуры, и в нем на сегодня отменить занятия — до вечера она явно не протянет.
— Ни в коем случае! Сегодня нас проверяет комиссия из горадминистрации. Будет скандал! — поспешно вмешалась заместитель главврача Нина Сергеевна.
— Но в палате ее тоже не оставишь! — начал кипятиться Иван Петрович.
— Спокойно! — поднял руку Сергей Владимирович, прекращая этим готовый разгореться спор. — Поместим ее в реанимацию — там отдельные боксы, мешать она никому не будет. Ведь у тебя есть свободное место, Сан Саныч?
Заведующий реанимационным отделением, молодой, подтянутый кандидат наук, вскочил и по-военному отрапортовал:
— Так точно — есть! Определим ее в крайний бокс, а ближайшим соседом у нее будет мужчина, находящийся в сопоре. Она ему явно не помешает.[5]
— Вопрос решен, — подвел черту Сергей Владимирович. — А ты, Иван Петрович, выясни в приемном отделении, какая бригада „скорой помощи“ нам подкинула столетнюю мадам. Я поговорю с их руководством! — Его глаза под стеклышками очков воинственно заблестели. — Переходим к следующему вопросу…
— Сан Саныч, все оборудование третьего бокса не работает — обесточено! — С этими словами в ординаторскую, где заведующий реанимационным отделением пил кофе вместе с недавно принятой врачом-кардиологом, заглянула встревоженная медсестра Света.
Она с неудовольствием посмотрела на яркую губастую блондинку, расплывшуюся в улыбке, очевидно, от приятной беседы. При любом движении ее огромный бюст чуть ли не выпадал из выреза халата. Заведующий отделением был мужчиной холостым, видным и поэтому пользовался повышенным интересом женской половины персонала больницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});