Даже в тридцатые годы героями популярных военных рассказов были в основном летчики Первой мировой войны. А одно из немногочисленных научных исследований на тему воинской доблести - «Анатомия храбрости» Чарльза Морана, служившего военным врачом в британской армии во время Первой мировой (позднее он стал известен как лорд Моран, личный врач Уинстона Черчилля). В этом сочинении, созданном в двадцатых годах, Моран предсказывал, что в войнах будущего молодые люди, жаждущие славы и риска, будут искать их на поприще авиации. В двадцатом веке, говорил он, военный летчик станет таким же воплощением мужества, как кавалерист в девятнадцатом.
Серьезное изучение драматичности и психологических тонкостей в этой новой области исследований - боевых полетов на высокотехнологичных самолетах - стало делом отдельных пилотов, имеющих склонность к писательству. Самый известный из них - Антуан де Сент-Экзюпери. Литературный мир остался равнодушным к этой теме. Но юноши поступали именно так, как и предсказывал Моран. Они становились офицерами, чтобы летать, и летали, несмотря на невероятный смертельный риск. Уже в 1970 году я узнал из статьи армейского врача в медицинском журнале, что для каждого летчика военно-морских сил вероятность погибнуть в катастрофе составляет двадцать три процента. И это не считая смерти в бою, что в то время - война во Вьетнаме была в разгаре - случалось чрезвычайно часто. «Нужная вещь» - это рассказ о том, почему люди хотят, а на самом деле не хотят, а наслаждаются таким риском во времена, которые писатели уже давно окрестили эпохой антигероя. Эта психологическая загадка и подтолкнула меня к написанию этой книги. И если среди прочитавших «Нужную вещь» есть те, кого совершенно не интересуют космические исследования как таковые, то, возможно, они прочли книгу именно потому, что их воображение захватила та же самая тайна.
С момента первого выхода книги в печать в 1979 году я переписывался со многими пилотами и вдовами пилотов. Они не то чтобы восхищались моей книгой, но, казалось, попросту были благодарны, что кто-то - совершенно посторонний человек - облек в слова то, о чем кодекс чести летчиков запрещает даже упоминать. А ведь именно это и является одной из самых необычайных и загадочных драм двадцатого столетия.
Том Вулф, август 1983 г.
далее
в начало
назад
1. АНГЕЛЫ
Прошло всего каких-то пять-десять минут… За это время ей позвонили все три женщины с одним вопросом: «Ты уже слышала - что-то произошло?!»
– Джейн, это Элис. Слушай, мне только что позвонила Бетти. Она слышала, там что-то случилось. А ты ничего не знаешь?
Именно так они и выражались, когда звонили… Она сняла трубку и передала это сообщение другим:
– Конни, это Джейн Конрад. Мне только что звонила Элис. Она говорит, что-то случилось…
Словечко «что-то» употреблялось в языке жен, для того чтобы не говорить на языке страшной правды. Джейн Конрад, которой едва исполнился двадцать один год, жила здесь недавно и знала обо всем этом очень мало - тем более что никто никогда об этом не говорил. Но день только начинался! А при таком окружении она, конечно, быстро всему научилась. И какую картину она себе представляла! Джейн была высокой и стройной, с пышными темными волосами, острыми скулами и большими карими глазами. Она немного напоминала актрису Джин Симмонс. Ее отец держал ранчо на юго-западе Техаса. Она поехала учиться на восток, в Брин-Мор, и там познакомилась со своим мужем Питом на вечеринке первокурсниц в клубе «Галф-Миллс» в Филадельфии. Он был тогда старшекурсником в Принстонском колледже. Пит был невысокий, крепкий, светловолосый юноша; он постоянно шутил. Его лицо каждую секунду было готово расплыться в широкой улыбке. Он просто излучал энергию, уверенность, joie de vivre. Джейн и Пит поженились через два дня после того, как он окончил Принстон. В прошлом году родился их первый ребенок, Питер. А сегодня во Флориде, в Джексонвилле, в мирном 1955 году, солнце пробивается сквозь сосны и в воздухе чувствуется дыхание океана. До океана и желто-белого пляжа меньше мили. Всякий проезжающий мимо может увидеть домик Джейн - словно сказочную избушку посреди сосен. Дом кирпичный, но Джейн с Питом покрасили кирпичи в белый цвет, и дом ярко сверкал на фоне зеленой стены сосен в тысячах солнечных лучей, пробивавшихся сквозь верхушки деревьев. Ставни они покрасили в черный, отчего еще сильнее выделялись белые стены. Дом был небольшой - всего тысяча сто квадратных футов, - но Джейн и Пит сами составляли строительный план, и этого пространства им более чем хватало. У них был друг-строитель, он помог сэкономить на кирпичах, так что дом обошелся лишь в одиннадцать тысяч долларов. Снаружи было солнце, а внутри все росло напряжение по мере того, как пять, десять и, наконец, почти все двадцать жен звонили друг другу, пытаясь выяснить, что же случилось, а на самом деле - с чьим именно мужем «это» случилось.
Через тридцать минут таких разговоров - а подобное здесь случалось нередко - жене начинает казаться, что телефон больше не находится на столе или на стене в кухне. Он разрывается прямо в ее солнечном сплетении. Но все же несравненно хуже было бы прямо сейчас услышать звонок в дверь. Правила очень строги в этом плане, хотя об этом нигде и не написано. Последние новости не должна сообщать женщина, и уж тем более по телефону. Дело нельзя испортить! - вот в чем суть. Нет, именно мужчина должен сообщить новость, когда придет время; мужчина, наделенный некоторой официальной или моральной властью, - священник или товарищ погибшего. Более того, он должен сообщить новость лично. Он подойдет к двери, позвонит и будет стоять неподвижно, как столб. Плохие новости он держит замороженными, словно рыбу. Поэтому все телефонные звонки жен были яростным и зловещим хлопаньем крыльев ангелов смерти. Когда придут окончательные новости, раздастся звонок в дверь - жена в такой ситуации смотрит на дверь широко раскрытыми глазами, словно бы это не ее дверь, - а за ней будет стоять человек… который пришел сообщить женщине, что, к несчастью, что-то случилось и сожженное тело ее мужа сейчас лежит в болотах, среди сосен или карликовых пальм, «обгоревшее до неузнаваемости». Каждый, кто прожил на авиабазе достаточно долго (Джейн к таким, увы, не относилась), понимал, что выражение «обгоревший до неузнаваемости» было довольно искусным эвфемизмом для описания человеческого тела, которое теперь напоминает огромную тушу домашней птицы, сгоревшую в духовке: темно-коричневую, лоснящуюся, покрытую волдырями. Причем сгорело не только лицо, волосы и уши (не говоря уже об одежде), но и кисти и ступни; а то, что осталось от рук и ног, невозможно разогнуть и имеет такой же темно-коричневый блестящий цвет, как и само тело. И этот муж, отец, офицер, джентльмен, эта отрада глаз матери, Его Величество Младенец каких-то двадцать лет назад - превратился в обуглившуюся массу с торчащими руками и ногами. Мой собственный муж - неужели они говорят о нем? Джейн не раз слышала, как молодые люди - и Пит в их числе - рассказывали о других молодых людях, которые «получили», «попали в штопор» или «треснули», но всякий раз речь шла о ком-то постороннем, не из их эскадрильи. И каждый раз в разговоре об этом они употребляли такие веселые жаргонные словечки, словно говорили о спорте. Что-то вроде: «Он промазал мимо второй базы». И все! Ни слова: ни в печати, ни в разговоре - даже на этом жаргоне! - об обгоревшем теле юноши, которое в мгновение ока покинула душа. Теперь можно забыть о всех улыбках, жестах, настроениях, заботах, смехе, хитростях, сомнениях, нежности и любящих взглядах - любовь моя! - а коттедж в лесу охвачен ужасом, и молодая женщина, сжигаемая нервной горячкой, ожидает подтверждения того, что сегодня она стала вдовой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});