— Мне нужна только ты, — произнес я.
Она улыбнулась.
— Это судьба, что мы с тобой встретились, — продолжал я, попивая вино. — Представь, я бы оказался в этом мире один, без тебя. Я бы погиб от тоски и горя.
— Ты не попал бы в Пакс, если бы не я, — возразила Домино. — Чудесно провел бы с друзьями время в Долине Хоббитов, отдохнул и вернулся домой.
— И жил бы остаток жизни без тебя. Нет, спасибо.
— Иногда мне кажется, что ты меня идеализируешь, Эвальд.
— Я люблю тебя. И буду любить всегда. Это же так просто.
— Моя жизнь тоже могла бы сложиться по-другому, — сказала Домино, хмуря брови. — Я могла бы стать рабыней магистров. Все к тому и шло. Нельзя бегать вечно от судьбы.
— Это не судьба. Это зло, которое вообразило, что имеет власть над тобой.
— Зло никуда не делось. Просто сейчас я от него немного дальше, и я у меня есть защитник, — она вновь улыбнулась. — Мой рыцарь.
— Я не рыцарь. В моем мире я был обычным парнем. Это сэр Роберт…
— Мы сами не знаем, на что можем быть способны, — перебила меня Домино. — Я мечтаю только о том, чтобы ты не разочаровался во мне.
— Знаешь, ты иногда такую чушь говоришь! — разозлился я. — Вот прямо глупости!
— Ты так мило сердишься! Прости. Сколько у нас еще времени?
— Вся ночь наша.
— Ты не понял. Нам надо ехать в императорский лагерь.
— Император подождет денька два-три. Тебе надо отдохнуть. И я хочу побыть с тобой. Чтобы никаких дел, поручений, никакой обязаловки и неожиданных заданий — только ты и я.
— Наверное, нам надо спешить, милый.
— Спешить? Это еще почему?
— Потому что мы можем опоздать, — Домино встала из-за стола, прошлась по комнате. Я понял, что она волнуется.
— Никуда мы не опоздаем, — беззаботно заявил я, налив в кубки еще вина. — Начало похода объявлено на месяц эйле, так что император пробудет в Роздоле еще две недели. Помнишь, сколько мы с сэром Робертом ехали из Роздоля в Ростиан? Дней десять, кажется. Так что пара дней у нас по-любому есть. — Я встал, подошел к ней и обнял, зарывшись лицом в ее волосы. — Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь такой счастливой возможностью?
— Я счастлива, что у меня есть ты, Эвальд.
— Я люблю тебя, душа моя.
— И я тоже. Как здесь тихо, спокойно! Совсем непохоже на то, что вот-вот разразится война.
— Домино, ты ругаешь меня, если я начинаю говорить о чем-нибудь плохом. И сама же переходишь на такую нехорошую тему.
— Да, конечно. Просто я немного волнуюсь.
— Позволь, я помогу тебе расслабиться, — я начал целовать ее, но Домино неожиданно отстранилась от меня.
— Я все-таки думаю, что нам не следует откладывать поездку, — сказала она.
— Черт, далась тебе эта поездка! И почему мы все время говорим о ней в такой замечательный вечер?
— Не знаю, — Домино улыбалась, но глаза ее наполнились светлой грустью. Моя память сразу определила, когда я видел такое же выражение в глазах. В детстве. В моей полузабытом раннем детстве. Мне было лет пять или шесть. Я сидел за столом, а моя бабушка укладывала на фарфоровое блюдо чудесные, только что испеченные пирожки с картошкой, грибами и мясом. Я уплетал их один за другим и был счастлив. И еще, я тогда не знал, что у бабушки больное сердце, и очень скоро она уйдет от нас.
— «Бабушка, а ты всегда будешь печь мне пирожки?»
— «Всегда».
— «А почему ты так тяжело дышишь?»
— «Просто так. — Глаза бабушка наполнила та самая светлая, какая-то небесная грусть. — Кушай, солнышко, кушай.»
— Ты все знаешь, Домино. — Я взял ее за плечи, посмотрел в глаза. — Почему мы должны спешить?
— Потому что нам нельзя опоздать, любимый, — ответила Домино, и будто тень упала на ее лицо. — Потому что император скоро умрет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});