По лесу прокатился громкий женский крик.
Я замерла на месте словно лань, наткнувшаяся на охотника. От озера раздавался гвалт, лязг, крики. Стояла и слушала, боясь сделать даже шаг. И если его делать, то в какую сторону? Ноги сами понесли меня в обратном направлении, к озеру.
Остановилась, лишь когда расслышала быстрые шаги в мою сторону и хриплый мужской голос.
— Беги, Лея. Быстрее, любовь моя, — слова звучали отрывисто, как будто он заставлял говорить себя через силу.
— Я не могу, Дак, — плакала она.
— Нужно. Очень нужно, чтобы ты жила.
Они выскочили из-за дерева прямо на меня, и, резко дернувшись назад, застыли. Лея всем своим весом навалилась на мужа, не в состоянии держаться на ногах. Мне в шею уперся острый кончик меча. Тяжело сглотнув, я с трудом перевела взгляд с металла на барона-оборотня.
— Что ты тут делаешь? — прохрипел он.
— Сегодня последняя луна в этом зеленом году. Время сбора трав, — едва слышно прошелестела я, боясь напороться на острие.
— Помоги, ведьма, — вдруг сказал он, убирая меч.
Я опустила глаза и увидела, как под распахнутым плащом женщины виднеется кровавое пятно, растекающееся большой кляксой. Лея, перехватив мой взгляд, покачала головой, беззвучно прося молчать.
— Уведи мою жену, — попросил он меня, а сам все сильнее сжимал свои руки на плечах женщины.
— Я не оставлю тебя, — упрямо заявила Лея, судорожно переводя дыхание.
— Ты должна, — тяжело проговорил он.
Положив руку на ее живот, он наклонился чуть вперед, прижимаясь своим лбом к ее лбу.
— Любимая, спаси нашего сына.
Кровавая пена на его губах сказала мне о том, что он уже обречен и только чувство долга держит его на этой стороне.
Лея зарыдала, цепляясь за его голые плечи, и отрицательно качала головой, словно не веря в то, что все это происходит на самом деле.
— У нас мало времени… они уже близко… я слышу их.
И пусть моих ушей еще не достиг шум погони, но его животным инстинктам я верила. Подняв руку, я сжала плечо женщины и потащила ее прочь от раненого мужа, которого она уже никогда не увидит.
— Дак, — словно раненая волчица взвыла она.
— Люблю тебя и всегда буду, помни об этом, — обреченно проговорил он нам вслед, крепче перехватывая меч, собираясь всеми силами выиграть нам время.
Я, не позволяя Лее обернуться, толкала ее перед собой. Сама же бросила взгляд через плечо. Оборотень жадно впитывал образ любимой женщины, которую он намерен защищать до последнего вздоха. Когда он обернулся на шум приближающейся разъяренной толпы, я задохнулась от ужаса. Из спины Вульфа торчало с десяток стрел. Я не смогу ему помочь, никто не сможет.
Лею пришлось практически волоком тащить на себе, все время подгоняя и уговаривая. Она давно перестала плакать, понимая, что ничего исправить уже невозможно, и только лишь ребенок не позволял ей вернуться и умереть вместе с мужем. Мы уходили все дальше в лес, надеясь на то, что увлеченные кровавой расправой люди еще нескоро вспомнят об упущенной из вида женщине. Звук боя, давно оставшегося позади, до сих пор отдавался в ушах похоронным набатом.
Я вела жену барона в свой дом, зная, что найти нам приют больше негде. И меня все больше беспокоили ее вялость и землистый цвет лица.
Весь этот путь, пройденный мной всего за час по тёмным тропинкам в начале этой ночи, показался на удивление сложным и длинным, лишь показавшаяся вдалеке покатая крыша позволила с облегчением выдохнуть.
— Потерпи, милая. Мы почти пришли, — обратилась я к Лее, стараясь ее расшевелить и отвлечь.
Ответом мне был лишь безмолвный кивок и безразличный взгляд потускневших от горя глаз.
— Соберись! — встряхнула я ее.
Бабушка всегда говорила, что зачастую пациенту нужна не жалость, а хорошая взбучка. Вот и сейчас, понимая, что утешить ее я не в силах, решила использовать метод покойной травницы.
— Ты обязана дойти. Для своего ребенка, для своего мужа. Для себя, в конце концов, — я сама не заметила, что начала плакать, пока реснички не стали слипаться ото льда, образовавшегося на них.
— Пожалуйста, — одними губами проговорила я, заглядывая в ее глаза.
Мгновение и железная решимость появилась на ее бледном лице. Непоколебимая. Упрямая. Жесткая.
Теперь, казалось, уже она ведет меня за собой. Ее нетвердый шаг стал шире, и ей, чтобы удерживать равновесие, приходилось держаться руками за все, что попадалось, но это было движение вперед, а большего от нее требовать я не могла.
Последние метры показались мне невероятно длинными. Я очень боялась, что кто-нибудь догадается проверить мое пристанище, а здесь, на открытом пространстве, мы как дичь. Ввалившись внутрь, я опустила женщину на лавку, устланную шкурой, и, на ходу зажигая свечи, направилась к очагу. Добавив хвороста в уже затухающий огонь, принялась вынимать свои сборы и настои. Лея за моей спиной стала дышать чаще, как будто на что-то решаясь.
— Ты же ведьма, значит, все можешь? — раздалось с лавки.
Я часто слышу этот вопрос и он всегда вызывает у меня раздражение. Молодые девчушки, мечтающие влюбить в себя женатого, парни, желающие славы и богатства, старики, жаждущие вечной жизни, дураки, которые не ценят того, что у них есть. И впервые в жизни я искренне пожалела, что не ведьма, что не всесильна, что не могу сотворить чудо для этой сильной духом женщины.
— Нет, — шепнула я в ответ, не оборачиваясь.
— Прости. Это нечестно с моей стороны.
Я еще ниже опустила голову, пряча от нее слезы, пока руки сами занимались привычными делами.
— И ты прости.
— Пообещай, что постараешься сделать все возможное, чтобы спасти ребенка.
— Я сделаю все, что в моих силах для вас обоих, — скорее себе, чем ей поклялась я.
Я резко обернулась, чтобы снять с нее плащ, но заледенела на месте. Лея уже была землистого цвета, верный признак близкого конца. Схватилась руками за столешницу, прикусила губу, чтобы не завыть в голос. Неужели я потеряю их?
— Твоя бабка умела творить чудеса, — глядя в потолок, как будто сама с собою говорила Лея.
На негнущихся ногах я подошла ближе и, наклонившись над ней, распахнула плащ, под которым оказалась большая рана, тянущаяся по боку от плеча до бедра.
— Она тоже не была ведьмой, — скорее по привычке возразила я. — Она много знала.
— Я и сама чувствую, что все плохо, но, может ты знаешь, как помочь моему сыну? — уже не сдерживала слез женщина.
Я знала. Боже помилуй! Я знала. И даже видела однажды. Но смогу ли я? Имею ли я право решать?
— То, что ты просишь, убьет тебя, — просипела я вдруг охрипшим голосом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});