— Ах, Кристен! — Он поднял руки и опустил их на ее нагие плечи. Когда она попыталась стряхнуть его руки, он только крепче сжал пальцы. — Знаешь ли ты, что ты со мной делаешь? Можешь ли ты вообще представить себе, что мужчина способен потерять рассудок, когда мечтает овладеть такой красивой женщиной, как ты?
Опасный блеск появился в ее глазах.
— Ты действительно потерял рассудок, если думаешь…
Его рот полонил ее губы, чтобы заставить замолчать. Крепко держа Кристен за плечи, он притянул ее к себе, и девичья упругая грудь коснулась его груди.
Кристен казалось, что она задохнется. Он больно мял ее губы своими жесткими губами, и это было отвратительно, как и ощущение близости его тела. Они были почти одного роста, и его мужская плоть упиралась в ее лоно, а это особенно ужасало ее, так как близкие отношения между мужчиной и женщиной уже не были для нее тайной. Бренна, ее мать, давно объяснила ей все подробности плотской любви, но сейчас она ничего не испытывала, кроме отвращения.
Она проклинала силу его мускулов, стараясь освободиться. Ее восхищали сила и мужество мужчин, но только не в том случае, когда это направлялось против нее. Дирку совсем нетрудно было найти вход и лишить ее девственности. Если он это сделает, она убьет его, так как он не имеет на это права. Этот подарок она сделает сама — тому мужчине, которого полюбит, и сделает это с радостью. Все будет по-другому, а Дирк Герхардсен вовсе не тот мужчина, которого она ждет.
Она зажала зубами его пухлую нижнюю губу и сильно укусила, одновременно впившись ногтями ему в грудь. Она кусала его до тех пор, пока он не отнял своих рук. Затем она принудила его поменяться с ней в воде местами, чтобы оказаться ближе к берегу. Он мог бы ударить ее и освободиться, но, сделав это, он бы лишился губы — в этом не приходилось сомневаться. Она же не выпускала его губу до тех пор, пока ей не удалось совершить задуманное.
Упершись Дирку в грудь, Кристен ударила его ногой в живот и, оттолкнувшись от него, как от трамплина, совершила отчаянный прыжок к берегу, а Дирк свалился в воду. Ей хватило нескольких секунд, чтобы выбраться на берег и схватить свой кинжал, прежде чем он настиг ее. Но он больше не пытался применить силу, одного взгляда на кинжал было достаточно.
— Ты знаешь не меньше хитростей, чем дочь Локи[1] — выдавил из себя Дирк, вытирая кровь с губы. Взгляд его карих глаз испепелял девушку.
— Не сравнивай меня со своими богами, Дирк. Мама воспитала меня в христианской вере.
— Мне все равно, какая у тебя вера, — ответил он. — Положи кинжал, Кристен.
Она покачала головой. Оружие в руках придавало ей спокойствия и уверенности. И, о Один[2], как она была великолепна — нагая, с искрящимися каплями воды на теле! Как манили его ее пышные груди, плоский живот над треугольником золотистых волос между ног. А она бросала ему вызов — держа кинжал в положении, удобном для удара, предлагала сделать хотя бы шаг в ее сторону.
— Мне кажется, твоя мать научила тебя большему, чем только любить твоего Бога. — В его голосе слышалась горечь. — Твоему отцу и братьям никогда не пришло бы в голову учить тебя обращаться с оружием. Они не одобрили бы даже твой интерес к таким вещам, потому что это уменьшило бы их возможности защищать тебя. Леди Бренна научила тебя своим кельтским штучкам, не так ли? Она должна бы знать после стольких прожитых лет, что кельтские хитрости викингам не нужны. Чему она еще научила тебя, Кристен?
— Я умею обращаться с любым оружием, кроме топора. Это грубое оружие, не требующее особой ловкости в обращении, — ответила она гордо.
— Ты потому говоришь о грубости, что у тебя просто не хватает сил махать топором, — язвительно заметил он. — А что сказал бы отец, узнай он, чему тебя научили? Могу поспорить, что отстегал бы ремнем тебя, и твою мать.
— Ты собираешься сказать ему об этом? — В ее голосе сквозила ирония.
Тяжелым взглядом Дирк посмотрел на нее. Конечно, он не собирался ничего говорить ее отцу, иначе ему пришлось бы рассказать, откуда он это знает. Широкая улыбка на ее губах доказывала, что и она подумала об этом. Одна мысль о Гаррике Хаардраде, который был на полфута выше него и в свои сорок шесть лет имел прекрасную фигуру, охладила весь пыл Дирка.
— Что тебе не нравится во мне, Кристен? — Его карие глаза внимательно рассматривали ее. — Почему ты не хочешь меня?
Вопрос удивил ее прежде всего тем, что был задан дружелюбным тоном, хотя и с вызовом. Обнаженный, он гордо стоял перед нею, так же как она перед ним. Ее взгляд скользил по его телу. То, что она увидела, не смутило ее; она уже видела взрослых мужчин нагими, когда со своей лучшей подругой Тюрой прокралась однажды в баню ее дядюшки и спряталась за бочкой с водой, чтобы понаблюдать за купающимися кузенами. Это было лет десять назад, и разница между тем, что она видела тогда и что открывалось ей теперь, была огромной. Ей не приходилось видеть инструмент мужского желания в таком напряженном состоянии.
Кристен ответила искренне:
— Тебя не в чем упрекнуть, Дирк. У тебя красивое тело, и ты очень привлекателен. У твоего отца хорошее состояние, а ты его наследник. Любая женщина будет рада стать твоей женой.
Она умолчала о том, что Тюра заклинала богов сделать так, чтобы Дирк принадлежал ей. Поэтому она никогда и не думала о Дирке как о женихе.
Тюра уже пять лет была влюблена в этого парня, а он и не догадывался об этом. Кристен поклялась, что никогда не выдаст тайны подруги, и меньше всех на это мог рассчитывать Дирк.
— Ты просто не создан для меня, Дирк Герхардсен, — сказала она наконец уверенным тоном.
— Почему?
— Ты не заставляешь мое сердце биться быстрее.
Он с недоумением посмотрел на нее.
— Какое это имеет значение для замужества?
«Огромное», — сказала она сама себе, а ему:
— Мне очень жаль, Дирк, но я не хочу тебя в мужья. Я уже говорила тебе об этом.
— Это правда, что ты выходишь за Шелдона?
Она могла бы солгать и использовать эту ложь во спасение. Но такой выход был не для нее.
— Шелдон для меня, как брат. Я согласилась называть его женихом из-за родителей. Они очень хотят, чтобы я вышла за него, но его предложение я тоже не приму.
«И он будет этому очень рад, — добавила она про себя, — ведь для него я тоже, как сестра, и при мысли о том, что я могу быть его женой, ему становится так же не по себе, как и мне».
— Кому-нибудь ты должна сказать «да», Кристен. Все мужчины в фиорде уже просили твоей руки. Ты давно должна быть замужем.
Эта тема была для Кристен неприятна; она ведь знала свое положение лучше, чем кто-либо другой. Не было в этих краях мужчины, который мог бы стать ее мужем. Она хотела любви, как у ее родителей, и не собиралась довольствоваться меньшим. Это решение она приняла несколько лет назад, отказывая всем, а родители, любя ее, мирились с этим. Но она знала, что так не может продолжаться долго.