О своем отце я по-прежнему знаю очень мало — почти ничего. Остается только предполагать, как сложились бы наши отношения, если бы бабушка не убила его, а позволила перед смертью пожить у нас дома. Думаю, что в душе у него имелась все-таки нежность, хотя и глубоко запрятанная.
Мне удалось посетить и осмотреть три дома, которые он спроектировал и построил. Глядя на эти строения, я испытывала чувство гордости и бесконечной печали. Примерно то же я переживала, когда смотрела на картины известных художников или слушала классическую музыку.
Дома, выстроенные Эдвардом, выглядели безупречно. Они были светлыми, полными воздуха, удивительно гармоничными и продуманными до мельчайших деталей. Прогуливаясь по коридорам одного из этих домов, я думала о том, что у моего отца была страсть к чистоте, порядку и насыщенному воздухом пространству. По сути, он строил не дома, а пристанища для грешных, усталых и алчущих покоя душ.
«Какая ирония судьбы, — вспоминая об этом, говорю я себе. — Он создавал прибежища для других, но сам тихой гавани так и не обрел — даже под конец жизни».
…Закончив вакцинацию, мы с Ноа закрываем ворота загона и направляемся к дому. Готовясь к приезду Эми, Ноа сегодня утром заново выкрасил стены ее спальни, а потом открыл окна, чтобы запах краски поскорее выветрился. Я тоже внесла свою лепту в эти приготовления и разложила во дворе для проветривания ковры и матрасы. Наш с Ноа матрас тоже лежит — на зеленой травке, чуть в стороне от других.
— Подойди ко мне, — прошу я мужа.
— Я здесь, дорогая, — говорит он и щиплет меня за попку.
— Мне кажется, я тебя люблю, — говорю я.
Он целует меня, обнимает за талию и начинает кружить в танце. Мы учимся искусству танца, когда справляем наш общий день рождения, и у нас с каждым разом получается все лучше и лучше. Вальсируя, мы приближаемся к лежащему под открытым небом матрасу.
И с размаху на него падаем…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});