Некоторое время они отдавали должное вину и еде. Когда тарелка опустела, а девушка, повернув тушу, вернулась за стол к своей кружке, подобревший и расслабившийся Булат решил завести разговор.
— Кхм. У тебя ведь есть младшая сестра, Акаме? — почесав затылок, произнёс он. — Темноглазая такая, весёлая, — он негромко хмыкнул, вспомнив весьма своеобразный юмор девочки.
— Куроме! — глаза девушки блеснули. — Что с ней?! Вы сражались?! — почти всегда холодная и отстранённая Акаме, сейчас совсем не походила на свой устоявшийся в голове мужчины образ.
— Нет, мы не сражались. Я был сильно вымотан и случись бой, боюсь, меня бы просто убили, — Булат усмехнулся и сделал из кружки большой глоток. — Не знаю, как она меня нашла, но Куроме пришла поговорить.
— Сестра передумала и тоже решила вступить в Ночной рейд?! — сильно воодушевилась Акаме.
— Не сказал бы, — задумчивое покачивание головой. — Она хоть и дала понять, что может освободиться от внушения и отсроченного яда, которым их пичкают эти выродки из разведки, и не слишком любит имперскую власть, но она не хочет бросать друзей и не доверяет революции, — мужчина принялся пересказывать Акаме разговор с её сестрой.
— Так вот почему она так реагировала… — опустив голову, тихо бормотала девушка, — сестра не рассказывала о том, что на них использовали гипноз… Я должна с ней поговорить! — вскочив с места, воскликнула алоглазая, но заметив, что мясо начало подгорать под вспыхнувшим среди углей пламенем, бросилась к вертелу. — Я уверена Надженда и наши союзники из Революционной Армии обязательно что-нибудь придумают! — Продолжила девушка, повернувшись к мужчине. — Мы освободим Куроме и её друзей!
— Я ведь рассказал, что Куроме просила не распространяться о том разговоре — Булат поболтал вино в кружке. Нежелание маленькой убийцы присоединяться к революции показалось ему обдуманным решением, которое она вряд ли пересмотрит. — Бедная девочка никому не верит, особенно нашей Надженде. — печально качнул головой Булат. — А! Самое главное чуть не забыл! Вот же голова дурная! — досадливо ударив по бедру, мужчина полез в карман. — Сестра тебе письмо передала. Держи.
Не успел он договорить, как письмо неразличимо быстро даже для опытного воина духа исчезло из протянутой руки. Разорвав на скорую руку сделанный конверт, Акаме извлекла исписанный лист и встала так, чтобы лучи закатного солнца освещали бумагу. Глаза длинноволосой брюнетки вцепились в строчки так, будто от них зависела её жизнь.
— Куроме, сестрёнка… прости меня… я тоже тебя люблю… — об исписанный карандашом листок ударилось несколько слезинок. Девушка стряхнула влагу и бережно спрятала весточку от единственного родного человека.
Вскоре Акаме вернулась на лавку, несколькими глотками опустошила свою кружку и, шмыгая носом, невидящим взглядом уставилась на тлеющие угли.
— Почему? Почему всё так неправильно? — прошептала Акаме. — Почему мы хотим, но не можем быть вместе? Почему мы должны быть врагами?!
После недолгого колебания мужчина положил руку на плечи алоглазой убийце. Спина девушки на мгновение напряглась, но тут же расслабилась.
— Всё будет хорошо, Акаме, вот увидишь. Если хочешь — поплачь, не держи в себе. Всё будет хорошо…
Булат поглаживал по волосам прижавшуюся к его груди тихонько плачущую девушку и шептал успокоительные глупости. Словно рядом находилась обычная молодая девчонка, а не хладнокровная и безжалостная убийца.
Глядя на закат, красящий небо в тревожные ало-багровые тона, мужчина посылал проклятия правителям земным и небесным. Не должны молоденькие девчушки становиться убийцами. Не должны вместо робких первых свиданий иметь за плечами кладбище больше чем имел он — видавший виды солдат. Просто не должны! Акаме права, это неправильно!
После, они до самой ночи сидели у огня. Ели мясо, пили вино, делились смешными и не очень случаями, рассказывали байки. Несмотря на разницу в поле и возрасте, пятнадцатилетняя девушка и мужчина за тридцать были на одной волне. И, как ни странно, общение помогало обоим в борьбе против своих внутренних демонов. Булат вновь нашёл потерянную было опору в поддержке, нуждающейся в ней девушки, а Акаме смогла ещё немного разрушить барьер холодный отстранённости, что возвела, боясь вновь привязаться и вновь испытать боль потери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Иногда общая тайна даёт толчок к сближению. Иногда откровенный разговор и присутствие рядом того, кому можешь доверять, помогает почувствовать, что ты не один против мира. Иногда этого достаточно чтобы столкнуть с души груз и позволить ранам на сердце начать затягиваться. Такое редко, но случается.
Конец интерлюдии
В каюте одного из пассажирских судов, свернувшись под ворохом одеял, лежала юная брюнетка забывшаяся в тревожном кошмарном сне. Хватило бы и мимолётного взгляда, чтобы понять, что девушка нездорова: даже в тёплой каюте под несколькими одеялами её бил озноб, а на лице болезненного оттенка блестел холодный пот.
Однообразные, полные голода, страха, злобы и постоянной угрозы фрагменты грёз затягивали, словно какой-то болезненно-шизофреничный калейдоскоп. Мир багровых небес действительно являлся адом для своих обитателей. Не таким ужасающим как Бездна, но адом. Я не слишком задумывался/задумывалась/задумывалось над такими вещами, просто стараясь выжить и получая истинное наслаждение, поглощая боль, плоть и сущность менее удачливых жертв. Еда и чужие страдания — немногие из вещей приносящих настоящее удовольствие в этом проклятом месте.
Муторный сон часто сменялся короткими пробуждениями и вновь затягивал в свой гнилостный омут. На смену существованию в мире демонов приходили ещё более отвратительные видения об охоте в нормальных мирах. Часть сознания даже во сне понимала, что вокруг твориться какое-то безумие, но другая радостно охотилась на слабую и вкусную дичь, стремясь с помощью ужаса и боли выжать как можно больше такой сладкой и желанной силы, «приправив» её ароматом отчаяния. Слабые и вкусные дети и женщины, шли в дело сразу, а сильные мужчины частенько имели «честь» стать младшими слугами. О как же восхитителен был букет ощущений от душ воинов, запертых в немёртвых телах, когда они охотились на тех, кого клялись защищать. Настоящий деликатес!
Вероятно, сон, который не приносит страха, нельзя назвать кошмаром, но когда при виде испуганной матери, закрывающей собой жмущихся к ней маленьких детей, в голове альтер эго из мира грёз гремело предвкушающее «Пир!» — это совсем не светлое видение. Мерзко.
В конечном итоге, последнего хватило, чтобы частичная осознанность ненадолго стала полной и, усилием воли, отвратные сны были изменены на приятные глазу картины природы.
Но стоило вновь отдаться дрёме и кошмары вернулись, пусть и в другом, но от того даже худшем виде.
…По саду Имперского Дворца серебряными колокольчиками разнёсся девичий смех. Это прекрасная Юстиция смеялась над свежим анекдотом наследного принца.
— Ваше высочество! — скрипуче произнёс я и нарочито неодобрительно покачал головой, — разве достойно наследника великой Империи рассказывать пошлые анекдоты юной невесте своего друга, тем более в его присутствии? О времена! О нравы!
— Шоса, хватит издеваться, — устало вскинул ладонь парень лет шестнадцати с изумрудными волосами. — Мне ежедневных занудных поучений дядюшки и без тебя хватает! Будущий Император должен делать то, должен это, должен выглядеть так… — лицо зеленоволосого юноши приняло вид, будто он укусил лимон. — На-до-е-ло! — развалившийся на мраморной скамье парень от эмоций даже привстал. — Будто кроме показухи правителю ничего и не нужно! Только и умеют пускать пыль в глаза, да печься о выдуманных такими же бездельниками традициях! Ну, ничего, я ещё встряхну эту трясину. Если им так нравятся старые традиции, то почему бы нам не жить по заветам меритократии* Первого? — не сулящим добра тоном произнёс наследный принц. — Демоновы вырожденцы…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})/ Меритократия — власть способных. На важные должности назначаются наиболее подходящие для них люди без оглядки на их связи, происхождение и богатство. /