— Это потому, что я сделал тебе куннилингус, достойный мировой премии?
— Это потому, что ты полный придурок! — фыркнула Гермиона, и Драко, поцеловав кончик носа, вошел в нее одним плавным движением.
Они замерли, тяжело дыша. Драко медленно покрывал влажными поцелуями лоб, виски, щеки, спустился к подбородку и провел носом по линии челюсти, пока Гермиона, задыхаясь от ощущений, двинула бедрами, требуя продолжения.
— Грейнджер, — выдохнул Драко, как будто это ему больно. Он медлил в нерешительности, и Гермиона ласково скользнула по его плечам.
— Ну же, Малфой, я не стеклянная.
Как же прекрасна она была в гневе, и Драко, целуя ее в губы, наконец отпустил себя и начал двигаться быстрее. Собственнически скользнув по бокам, он прижал вспотевшие ладони к оливковой коже Гермионы, направляя ее и насаживая так быстро, как она хотела. Бесстыдно, грубо, властно. Тяжелые стоны заглушали влажные шлепки. Жар окутывал их оголенные тела, и Гермиона, уже совершенно ничего не соображая, уронила голову ему на плечо и позволила делать с собой все, что ему заблагорассудится. В их движениях больше не было нежности. Только страсть и животный инстинкт удовлетворить потребность, в которой они так долго нуждались.
Малфой исступленно двигал бедрами, желая подчинить ее себе, привязать, окутать, спрятать от каждого мужского взгляда. Хотел заклеймить ее, доказывая каждому, что теперь Гермиона Грейнджер — его. Только его. Гермиона громко и хрипло стонала, и этот звук сводил его с ума.
Руками обхватив ее бедра, он притянул ее ближе, хотя, казалось, куда уж ближе. Их губы снова встретились, язык Гермионы ловко скользнул во рту Драко, и он готов был поклясться, что его сердце чуть не разорвалось от бешеного ритма. Драко дурел от нестерпимого желания кончить и зарылся пальцами в ее каштановые кудри. Что-то перевернулось в его груди — что-то, чего он слишком избегал и держал внутри.
— Ты восхитительная ведьма, — простонал Драко, чувствуя, как его накрыло волной удовлетворения.
Он смотрел на лицо Гермионы и представить себе не мог, что они потеряли столько времени. Ее выражение было настолько мягким, а губы изгибались в счастливой улыбке, что Драко слышал, как невольно произнес тихим голосом:
— Наконец-то ты моя.
Он держал ее в объятиях какое-то время, пока Гермиона не почувствовала силу в ногах и не заставила себя двигаться. Ее сердце гулко стучало, смешиваясь со рваным дыханием Драко.
— Не могу поверить, — выдохнув, сообщила она, выпуская Драко из кольца своих ног. — Я думала, ты меня ненавидишь.
Драко издал то ли сердитое, то ли насмешливое фырканье, поправил брюки и провел ладонью по влажным волосам.
— Я думал, ты бы предпочла поцеловать скорее жабу, чем меня.
— Ты неисправим! — воскликнула Гермиона и слезла со стола. Ее ноги все также дрожали, и она нашла опору в его руках. Платье соскользнуло по лодыжкам и упало на пол. — Мне нужно в душ.
— Найдешь дорогу сама или тебя провести?
— Сама, и мне нужно что-то из одежды.
Драко щелкнул пальцами в воздухе, и из шкафа вылетело два белоснежных полотенца и махровый красный халат.
— Оно ждет тебя в ванной.
— Надо же, ты обо мне подумал, — язвительно протянула Гермиона.
Лицо Драко стало серьезным, он шагнул к ней, откинул мокрые пряди со лба и тихо прошептал:
— Я всегда думаю о тебе.
На следующий день они проснулись вместе. В его постели. Под его одеялом, и Грейнджер в его рубашке. Она лежала свернувшись калачиком у него под боком. На спине проступал позвоночник в виде маленьких бугорков, которые внезапно оказались очень мягкими, когда Драко осторожно притрагивался к ним, чтобы не разбудить Гермиону. Лежа сзади, он накрыл их обоих до самой шеи, прижимая ее к себе максимально близко: плечом к плечу, бедром к бедру. Их руки соединены, ладони покрывали друг друга. И это лучший сон Драко за последние несколько лет.
Они долго лежали в объятиях, наслаждаясь ласками и затяжными поцелуями. Драко имел Гермиону неторопливо, словно это их последний раз, дрожащие и задыхающиеся, с влажными губами и мокрыми телами, лежа на атласном зеленом покрывале и проклиная себя за такое клише. Гермиона позволяла сделать Драко все медленно, простонав имя Мерлина столько раз, что, кажется, вся комната пропиталась святым духом. Затем они провели еще час, пытаясь унять дрожь, и Драко благоговел перед выражением удовлетворения на ее лице, легонько касаясь ее ключиц, лодыжек, внутренней стороны ладони и ямочки на шее. Рука Драко собственнически покоилась на ее бедре, его губы неутолимо чертили дорожку из поцелуев. Он становился таким слабым, когда дело касалось Гермионы.
— О чем ты думаешь? — негромко спросила она, и Драко, приподнимая голову, поцеловал ее соленое плечо.
— О том, что никогда раньше не просыпался в постели с другой девушкой.
— С девушкой? — весело поинтересовалась Гермиона, переворачиваясь в его руках на живот. — Значит, парни…
— Грейнджер, — с вызовом начал Драко, прижимаясь к ней всем телом, — твой острый язык с ума меня сводит.
Она громко рассмеялась, пряча голову в подушках. Драко чувствовал себя самым счастливым, наблюдая, как Гермиона ерзала под одеялом, чтобы улечься поудобнее, как порхали ее ресницы, когда она смотрела ему в глаза и завороженно моргала. Как приоткрывались ее губы, прежде чем она собиралась что-то сказать, и как мелкие каштановые прядки крутились у ее лица после долгого сна.
Он с трудом заставлял себя не пялиться на нее, чувствуя себя счастливым как никогда. Малфой снова прижался к боку Гермионы, но несильно, словно дразнил, словно просто не мог отказать себе в удовольствии прикоснуться к ней еще раз.
Спустя какое-то время Драко выкупил квартиру Гермионы, объединил аппарирующие чары, перенес свой цветок на ее подоконник, и они стали жить вместе. Гермионе нравилось возвращаться домой после дополнительных смен, заваривать чересчур сладкий какао и дожидаться Драко вместе с Живоглотом в своей старой комнате. Она всегда встречала его с улыбкой, всегда разогревала еду в микроволновой печи, а потом они пили вручную заваренный кофе и ели черничный пирог.
Ей нравилось, что Драко с ней всегда разный — от уютного и домашнего до охваченного страстью, а порой злой и зажатый, так что Гермиона помогала ему расслабиться и привести себя в порядок. Ничего так не выводило Драко из себя, как ее желание доказать свою правоту и нестерпимое грейнджеровское упрямство. Их отношения оказались опьяняющими и непредсказуемыми. Драко любил вызовы, а Гермиона… Мерлин всемогущий, Грейнджер была для него настоящим вызовом. С ног до головы, с самого первого дня в Хогвартсе и до самого конца.
Иногда Драко приходилось отлучаться по работе на несколько дней, и тогда Гермиона брала свои любимые книги из его домашней библиотеки, усаживалась в маленькой гостиной на диванчике, укрывшись старым родительским пледом, и дожидалась хлопка аппарации. Они не виделись несколько недель, и за это время Гермиона успела истосковаться по нему каждой клеточкой своего тела. Несмотря на то что вечера она проводила на его стороне, днем ей нравилось оставаться на своей территории, вспоминая те моменты, когда она могла только мечтать о нем, наблюдая из окон. Гермиона просто не могла отказаться от этой квартиры.
У нее перед глазами пронеслась целая жизнь: знакомство с родителями, никаких неловких взглядов и дополнительных рабочих смен. Понимающие друзья и Драко, улыбающийся на подушке рядом с ней в лучах утреннего лондонского солнца. Все словно встало на свои места. Счастье просачивалось в самую глубину ее груди и разливалось там, как умиротворяющий бальзам.
Гермиона знала, что сегодня Драко вернется домой, и они вновь смогут до беспамятства любоваться друг другом теперь уже вблизи.