В сумерках квартал выглядел еще более печально и уныло, чем ночью. Рика на пару секунд остановилась и покрутила головой, осматривая окрестности. Умершие деревья, разломанные ограждения, изрисованные граффити стены и кучи мусора, конечно, не добавляли очарования, но дело было не только в этом.
В остальной Семирамиде не было не то что двух одинаковых небоскребов, а даже двух одинаковых скверов или смотровых площадок. Буйство архитекторских фантазий стремилось ввысь, сплеталось причудливыми узорами, сверкало стеклом, металлом и яркими красками, всем своим видом показывая, что город не зря назван в честь давно несуществующего чуда света.
На этом фоне Оазис выглядел не Оазисом, а ровно наоборот. Геометрически правильные и абсолютно одинаковые здания парадоксальным образом казались приземистыми, ровные аккуратные лесенки и переходы сливались в монохромные линии. Наверное, раньше пейзаж оживляла зелень парков, но Рике отчего-то подумалось, что количество деревьев в них было одинаковое, строго определенное рассчитанными кем-то потребностями жителей. Аккуратно, функционально и, на фоне остального города, не просто скучно, а невероятно уныло. «Депрессивненько» — пробормотала Рика и зашагала дальше.
На флайер она обратила внимание, только когда он опустился на ту самую заваленную мусором парковку. И как только умудрился? Видать, опыт большой. Рика мысленно даже восхитилась пилотом, но останавливаться, чтобы полюбоваться героем, не стала.
На то, чтобы собрать перечисленные Зиком вещи, много времени не ушло. Документы лежали все скопом в отдельной папке на полке. Рика не удержалась и заглянула внутрь. Удостоверение пилота, карточка вида на жительство на Аркадии, еще какие-то явно фреанские документы, документы Ника и Ники. Сунув папку в рюкзак, Рика вышла из квартиры, спустилась по внутренней лестнице, толкнула дверь подъезда с давно не работающей автоматикой и шарахнулась назад под прикрытие стены.
Все-таки реакция у нее была получше, чем у Чернова. Выстрели он секундой раньше — и дырка была бы в голове, а не в двери. А вот бегает режиссер, как выяснилось, не хуже. Хорошо хоть со стрельбой по движущимся мишеням у него не сложилось.
Ввести простенький код на двери было секундным делом. Уже влетая внутрь, Рика поняла, что совершила ошибку: медленная раздвижная дверь просто не успеет за ней закрыться. Девушка метнулась в сторону комнаты, зацепила по дороге легкую пластиковую тумбу и та с грохотом перевернулась, рассыпая по полу содержимое ящиков. Среди фантиков, каких-то фигурок, деталей непонятно чего и прочей ерунды позабытый бластер выделялся даже не лучом, а целой звездой надежды.
Рика перекатилась, хватая оружие, не особо целясь, выстрелила в показавшегося в проеме противника и, не останавливаясь, вторым перекатом скрылась за стеной комнаты.
Судя по нецензурному комментарию, она попала. Судя по ответному лучу — недостаточно хорошо. Впрочем, пыл Чернова это поумерило. Несколько минут они просто сидели: Рика за стеной в комнате, а Чернов где-то в коридоре, а потом с лестницы послышался топот и хорошо поставленный голос проорал «Всем оставаться на своих местах! Полиция!»
Остаток вечера Рика провела в полиции, давая показания. Потом половину ночи пыталась объяснить бабушке — что она не специально вляпалась, племянникам — что перестрелка, это не очень весело, а тете — что она пока не собирается замуж и вообще, что значит «после того, что ты делаешь с нервами Шана, ты обязана выйти за него». Сам Шан от комментариев воздержался, ограничившись тяжким вздохом.
Так что на следующий день она провалялась в кровати до полудня, не спеша позавтракала, отвезла вещи Зику и уже хотела отправить Шану намекающее сообщение «Как дела?», когда уником мигнул иконкой входящего сообщения.
В присланном Шаном письме было всего одно слово. «Раскололся.»
Комментарий к Глава 13
Сова с треском налезла на глобус слегка разойдясь по швам. )
========== Эпилог ==========
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Когда Санди Вуйчик и Леонид Чернов в один голос утверждали, что познакомились на кастинге, они не врали. Просто слегка недоговаривали. Выбирая между нелегальным борделем и нелегальным кино, будущая звезда выбрала второе и сорвала джекпот.
Купаясь в лучах славы и поднимаясь все выше на голоолимп, она предпочитала не слишком вспоминать о той съемочной площадке, куда ей посчастливилось не попасть. И не осуждала своего доброго друга Леонида. Ну, пускай немного незаконно, но ведь изображать пытки, это не пытать на самом деле.
Когда по глупой случайности Санди увидела образец его последнего творчества, Чернов даже не слишком переживал и очень удивился, когда подруга закатила натуральную истерику. Нет, он бы понял, если бы она истерила потому что переживает за него, новое кино тянуло уже не на штраф, а на реальный и немалый срок, но она несла какую-то чушь про то, что так нельзя, что есть же какие-то нормы морали, и прочий бред.
В чем она видит проблему (ну кроме однозначной незаконности его маленького бизнеса) Чернов не очень понял, но попытался объяснить, что никого не принуждает, не удерживает силой, не пытает, все добровольно и за соответствующую плату. А то, что часть актеров сильно несовершеннолетние, так при их условиях жизни и взрослеют раньше и мозг, вынужденный придумывать как выжить, быстрее отрастает.
Санди не поняла. Сначала она пыталась убедить его закрыть студию, потом начала угрожать полицией. В один из дней они страшно поругались, он наговорил ей всякого, а на следующий узнал, что Санди спешно улетела на другой континент, разорвав подписанный контракт и заплатив неустойку.
Именно тогда он принял решение избавиться от актрисы, пока она действительно не пошла в полицию. Рисковать не только немалыми деньгами, но и свободой из-за дуры, в которой внезапно завелась мораль, не хотелось. Способом убийства Чернов искренне гордился. Программист студии не задавал лишних вопросов, а подменить газ оказалось плевым делом. Когда он пришел якобы извиняться, Санди не стала захлопывать перед ним двери или звонить в полицию. Кажется, она даже ему поверила.
Наличие записи стало для Чернова настоящим ударом. На ней был не просто фильм, а процесс съемок, не оставляющий сомнений в его роли. Он так и не понял, когда и как Санди умудрилась ее сделать, но порадовался, что по чистой случайности запись попала к жадной и глупой Ланге. Достаточно глупой, чтобы начать его шантажировать прямо посреди вечеринки, где их могли услышать. Их и услышали. Миро была совершенно пьяна, но кто мог поручиться, что она и правда ничего не помнит.
Деньги за запись Ланге желала получить частями, и это было Чернову на руку, давая возможность не только спланировать убийства так, чтобы не оставить следов, но и подстраховаться, создав для полиции ложный след. Плохой режиссер, но отличный манипулятор, он постарался учесть все. Намекнуть тут, попросить там, сыграть на извечной зависти в актерской среде. И вот уже Миро сама покупает орудие своего будущего убийства, желая утереть нос бывшей супруге своего дорого Риччи, а Ларкинз радуется, что ее пригласили на финальный кастинг. Тот самый программист очень неудачно (или, наоборот, удачно) помер от передоза, но программка осталась. Времени на подготовку хватило с головой и, получив запись, Чернов практически сразу избавился и от шантажистки, и от невольной свидетельницы.
– Просто злой гений какой-то, – заметила Рика, до этого молча слушавшая Шана, сидя с ногами на диване.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– У него могло получиться, если бы тот мужик чаще чистил киборгу память, – Шан хмыкнул, – вот уж правда, прокололся на мелочи.
– А зачем он меня то пытался убить? – задала Рика мучивший ее вопрос, – на том балконе они меня точно не засекли. И вообще глупо.
– На балконе – нет. Но твоя бурная активность незамеченной не осталась, – Шан задумчиво почесал затылок. – У Чернова, видимо, нервы и так были на пределе. А потом, представь: сначала девица, которая сует свой нос в расследование, сидит посреди голостудии и составляет какой-то список, а потом туда же заявляется полицейский, который это расследование ведет. И последней каплей он видит как ты целенаправлено куда-то топаешь мимо его очень секретного оффиса. Видимо, нервы не выдержали.