Как не раз упоминал сам Глазастик, обретался он в Ведьмином Яре, что размещался в десяти милях к северу от пещеры Шмиттельварденгроу. Топать было далеко, поэтому цверг, не мешкая, зашагал по направлению к городу по размокшей от дождя дороге. Или вернее — тропке, разбитой телегами и самотканой крестьянской обувкой. Осенний ливень вымыл из окружающего все краски, оставив лишь различные оттенки серого, что, на самом деле, не шибко мешало цвергу: он, как и все представители его народа, с трудом различал цвета, да и то самые яркие и отчетливые. Например, цвета крови. Уж ее оттенки цверг различал отлично.
Вдоль дороги выстроились в ряд деревья, тоскливо покачивавшие голыми ветвями. Опавшие листья уже давно лишилась своих сверкающих драгоценных цветов и превратились в грязно-серое месиво, отвратительно чавкающее под ногами. Вокруг простирались унылые поля, заканчиваясь у горизонта голубой полоской леса. Кое-где курились сизые дымки редких хуторов и деревень. Эратийская осень уныла, как и всякая осень средней полосы.
Пару раз цверг встречал по дороге крестьянские телеги, запряженные флегматичными тарквиниями. Возницы не обращали никакого внимания на одинокую фигуру, закутанную в плащ, и проезжали мимо, благо незнакомец не просился на подводу и не клянчил медяк на прокорм. Шмитт продолжал идти, пропуская телеги, груженные брюквой и свеклой и опустив глаза к земле. Иногда он бормотал под нос проклятия, тряс кулаком и выкрикивал проклятья, вызывая испуг у случайных прохожих. Те старались обходить незнакомца стороной: кто знает, что у юродивого на уме. Авось, и напророчествует чего дурного...
Что-то блеснуло в бурой дорожной грязи. Гном остановился и, запустив в грязь толстые заскорузлые пальцы, извлек золотую монету с гордым профилем древнего императора. Довольная ухмылка промелькнула на сумрачном лице цверга.
- Ой, а шо вы там нашли, сударь? – раздался прямо над ухом хриплый мужской голос. – Дык енто ж монета, цельного злата. Думается мне, сударь, та самая, шо я потерял по прошлой недельке! Ну ведомо, сударь, как оно бывает: напился, пальцев не чувствуешь — в руках не то, что монета — кружка не держится!
- Истинно так! - Грубый смех еще троих поддержал бывшего обладателя золотого.
Шмиттельварденгроу медленно повернулся, все еще скрывая лицо в тени капюшона.
Заявленный обладатель монеты не выглядел тем, кто носит в кармане столь крупные номиналы. Даже более того, при взгляде на него становилось ясно, что и медяк он видят лишь по большим празднествам да во время пьяного угара. Кореша его были ему под стать.
Ничего особенного: обычные деревенские мужики с дубинами наперевес, крепкие, но трусоватые и ленивые. К тому же и беглые, судя по тому, как они оглядывались по сторонам. У главного к тому же лицо было расщеплено ударом кнута, искорежевшего и без того, судя по всему, безобразную физиономию. Остальные могли похвастаться не меньшими увечьями, хотя ни у одного не было столь живописных. Шмиттельварденгроу громко прочистил горло и с оттяжечкой харкнул прямиком на ногу главному — ражему детине с перекошенной шрамом физиономией.
- Да ну. - Цверг опустил руки и спрятал их под плащ.
Главарь гнусно ухмылялся редкими гнилыми зубами и поигрывал здоровенной палкой. Цверг едва доходил ему до солнечного сплетения.
- Слышь ты, коротышка! Гони сюда монету и вали отседава, пока мы не сделали тебя еще короче. Будешь паинькой, - он окинул фигуру Шмитта оценивающим взглядом, задержался на секунду на все еще крепких, хоть и изрядно стоптанных сапогах и пошевелил в грязи пальцами босых ног, - оставим при обувке.
Сообщники согласно заржали, увлеченно тряся лохматыми бородами. Шмиттельварденгроу тяжело вздохнул и молча скинул капюшон, открывая на всеобщее обозрение серокожее лицо и глаза с ярко-красными радужками. Разбойники как по команде перестали улыбаться и испуганно уставились на гнома.
- Клянусь Святым Светом, цверг! – сдавленно прошептал один из них.
Цверг растянул тонкие губы в мерзкой ухмылке, выставив на всеобщее обозрение острые треугольные зубы. Еще во времена своей лихой молодости Шмиттельварденгроу подпилил зубы. После этого приходилось, правда, есть с особой осторожностью, иначе можно было запросто откусить язык, но впечатление на врагов они производили незабываемое.
Главарь оказался менее впечатлителен, чем его сообщники. Он угрожающе поднял свою дубину и надвинулся на гнома.
- Ты бы мог просто уйти, урод, но теперь мы тебя здесь и уроем.
- Зря! – прошипел цверг и без предупреждения ударил ножом, как по волшебству возникшему в руке, в живот главаря.
Лезвие почти без сопротивления, почти не слышно вошло в плоть. Брызнула кровь; мужик выронил дубину и рухнул на колени. Нож, зажатый в твердой гномьей руке, легко вспорол кожу, выпуская наружу клубки сизых внутренностей. Главарь захныкал, пытаясь вернусь их на место. Вырвав нож, цверг развернулся к остальным разбойникам. Во второй руке появился еще один нож. Ошеломленные неожиданным натиском, они так и не смогли оказать толкового сопротивления. Один попытался отмахнуться дубиной, но рухнул на землю с разрубленной коленной чашечкой, а второй впопыхах, попытавшись ударить плотницким топором, споткнулся на ровном месте и осел на колени. Он подставился так замечательно, что захлебнулся собственной кровью, хлынувшей в разрезанного от уха до уха горла.
Последний разбойник, видя, что дело оборачивается совсем не так, как он со свояками рассчитывал, бросил дубину и со всей прытью кинулся через поле. Цверг ухмыльнулся — пролитая кровь напомнила ему о том, как это хорошо — сражаться и убивать. Тем более, он не мог позволить множиться слухам об ужасной твари — цверге в Левандии. Он прошептал заклинание и щелкнул пальцами. Прах отозвался мгновенно, впитался в черную влажную почву, в жухлые полегшие стебли растений, заставили их сплестись в прочные веревки. В тот же миг черные плети, окутанные туманной дымкой, выскочили из жирной черной земли и захлестнули колени мужика. Он рухнул в грязь, и раз за разом вытягивающиеся из-под земли щупальца в мгновение ока обвили его шею. Он задергался, пытаясь вырваться, но спустя мгновение раздался сухой треск и он затих. Черные щупальца медленно распались и стекли на землю черными потеками вместе с дождевой водой.
Шмиттельварденгроу пошатнулся, в глазах потемнело на долю секунды, но он довольно улыбнулся. Оправившись, подошел к стонущему раненому и добил его, перерезав ему глотку.
Гном удолетворенно хмыкнул, окинул взглядом дело своих рук, вытер об плащ ножи, вернул их в ножны и спокойно обыскал покойников. У бывших разбойников нашлось пару медяков и фляга с самогоном. Цверг все еще чувствовал слабость после применения магии и, не мешкая, залпом осушил емкость. Сразу стало легче и веселее. На радостях он сжал пальцы так сильно, что баклажка из выдолбленной тыквы треснула. И потому улетела в кусты. После всего Шмитт церемонно поклонился уже остывающему главарю и двинулся дальше: пройти еще предстояло немало.