— Решись, ящерка. Нельзя всю жизнь просидеть в замке. Скучно.
Уговаривал, хотя давно следовало развернуться и уйти, а ящерка всё же откликнулся, мелькнуло что-то в глазах, больше зелени стало, хотя и невзрачной как болото.
— Хорошо, — сказал он тускло. — Если ты убьёшь меня, то будешь в своём праве.
Сделал называется одолжение, но что за мрачные мысли забредают в его голову? Очень мне надо убивать! За это ответить придётся, а я только начал жить.
Всё же мы отправились в путь, и он согласился передневать в моём замке. Странный это был союз. Мы оба остерегались друг друга, и взаимное миролюбие напоминало прогулку по краю обрыва: или сам упадёшь, или столкнут ненароком. В кади с горячей водой Аелия всё же немного оттаял. Конечно с ним не удалось бы подурачиться как с охотником, но всё же он поддерживал разговор, а когда мы вытирались у огня и сушили волосы, он два раза почти повернулся ко мне спиной.
Полагая, что для начала достаточно с нас уединения в моём замке, я сразу потащил его на юг, в имение Эльстины, где жил теперь мой охотник. Добирались короткими тропами, полёт я не рискнул ему предложить, поскольку драконы плохо видят ночью, и моё преимущество в воздухе оказалось бы слишком явным, но и так добрались быстро, так что у замка появились, когда вечер ещё не успел окончательно перерасти в ночь.
— Идём, — сказал я. — Ты должен это увидеть.
Подглядывать нехорошо, но я знал, что ничего непристойного дракону не показываю.
Мы махнули через садовую стену. Как почти всегда, супруги коротали сумерки в гостиной, и неплотная занавесь позволяла рассмотреть и комнату, и охотника, сидевшего с книгой у очага, и его жену, заботливо склонившуюся над плетёной корзиной. Наследник опять раскапризничался, и мать, отослав нянек, сама взяла его на руки и принялась укачивать, а Крис, опустив на колени книгу, которую только что усердно читал вслух, смотрел на них с неприкрытой нежностью.
Я поглядел на Аелию. Брови его удивлённо уехали вверх, а на губах опять появилась улыбка. Мирная картина отозвалась всё же чем-то светлым в его душе, подточила панцирь, которым ящерка закрывался от мира.
— Вот это всё может случиться и у тебя! — сказал я. — Надо лишь оставить прошлое в прошлом и жить дальше.
Он посмотрел открыто, почти дружелюбно, коротко вздохнул, а я подумал, что прощать своих врагов — это и есть лучшая месть. Так они остаются со своими винами и никакого там искупления кровью, а я при этом в бархатной чистоте и простодушном величии. Сплошная выгода, если посмотреть, но вслух ничего говорить не стал. Несерьёзно ведь. Тут просто: у меня всё сложилось хорошо, а радость исключает ненависть в принципе.
Мы опять перемахнули стену, чтобы чинно, как и положено хорошим гостям постучать в дверь, и я искренне пожелал Аелии счастья, хотя и сомневался, что он сумеет достигнуть этого блаженного состояния без посторонней помощи. Надеюсь, не моей, потому что простить не означает раскрыть объятия.
Впрочем, раз уж судьбы связала нас множеством хитрых и жёстких узлов, не все следует распускать, иные окажутся к месту. В золоте нет вины, оно просто металл, это мы делаем из него или позорный ошейник, или коронационное ожерелье. Всё зависит только от нас.