жил на паях в гремучей коммуналке,
где по ночам происходили свалки,
где иногда и я ходил в атаку,
как на войне, в которой «съел собаку»,
те катакомбы призраки терзали,
где, как от бомбы, балки провисали,
где не о славе – о чесночном сале
мечтал я в годы юности своей…
Где я молчал, как в клетке соловей.
1960-е
«Я вечно пьяный и торжественный…»
Я вечно пьяный и торжественный,
я вечно денежки заимствую
и попадаю в происшествия
мистические и таинственные.
Я бью любовь свою по черепу,
она подрагивает крылышками.
… Когда терпение исчерпаю
Всевышнего,–
накроюсь крышкою,
как мясо в цинковой кастрюле.
Такие, в общем, хули-люли…
1960
«Последняя за окнами пурга…»
Последняя за окнами пурга.
Ушло пальто в ломбардные бега.
Зато видна береза из окна.
Пришла весна. Зато ушла жена.
Записки не оставила. Права:
плохой имела почерк. Как сова.
Пришли друзья. Зато ушли рубли.
Последние… Как сладко на мели.
1967
«Оглянулся, как крутнулся в ритме вальса…»
Оглянулся, как крутнулся в ритме вальса, –
и заныл! И заскучал, засомневался…
Вот он грех мой беспросветный, бессердечный, грех сомненья, раздвоенья, грех извечный.
Вот я вышел утром ранним на дорогу,
поклонился ветру с дождиком – не Богу.
Заспешил куда-то прочь, верша делишки,
позабыв про все прочитанные книжки,
А ведь я читал не только Льва Толстого,
Достоевского и Дарвина смешного, –
вот и Библию от Нового Завета
шевельнул, как вялый ветер – листья лета.
Вот я вышел, а зачем – не понимаю.
Птичкам божьим и растениям внимаю.
Вот я делаю шаги, а также – вдохи…
А зачем, коль все равно делишки плохи?
1992
«Вновь пора весенняя…»
Вновь пора весенняя,
свищет соловей.
Чаю воскресения
глаз – из-под бровей.
Было тошно, муторно,
стало – хоть куда!
Здравствуй, моя мудрая
старость-лабуда.
Отшумела ливнями
молодость взахлеб,
струйками блудливыми
затекла под гроб.
Промелькнула кофточкой
девичьей – сквозь дни!
… Чаю или кофею?
Водочки плесни.
1992
«Хутор. Безлюдно. Темно…»
Хутор. Безлюдно. Темно.
Хаты заждались мессию.
Нестор Иваныч Махно
Смотрит в окно – на Россию.
Он осторожен. Курнос.
Тлеет улыбка под спудом.
Мучает батьку вопрос:
«Гады… неужто забудут?»
Жизнь пролетит на рысях,
пьянка чревата похмельем.
В жилах хотимец иссяк,
все, что смогли – поимели.
…Скрип половицы в сенях.
Маузер прыгает в руку!
Так это было на днях:
сам пристрелил ее, суку.
«Нищенка, молишь о чем?
Красная? Белая? Чья ты?»
Все же нажал на крючок,
не убоялся расплаты.
Вот и глядит за окно
в ночь заунывно-хмельную…
Словно пальнул заодно
сослепу – в матерь родную.
1992
«Вот мы Романовых убили…»
Вот мы Романовых убили.
Вот мы крестьян свели с полей.
Как лошадь загнанная, в мыле,
хрипит Россия наших дней.
– «За что-о?! – несется крик неистов,
за что нам выпал жребий сей?»
За то, что в грязь, к ногам марксистов
упал царевич Алексей.
1991
Гибель отряда
Лунная летняя ночь, шевеление трав.
Радио взяли без шума. Затем – телеграф.
Горлинки стонут, поют отрешенно коты.
Банк опечатали. Долго мочились в цветы.
Воздух пилили цикады. Несло табачком.
Строем вошли в провонявший карболкой стачком.
Заняли кресла, вповалку легли на паркет.
Сделали дело. А в сердце веселия нет.
Скучно ребятам. И грустно. И – выпить не прочь.
Встали и молча ушли в запотевшую ночь.
В темень житейскую. Прочь от партийных забот.
Но по пути наскочили… на спиртзавод.
1992
«Пронзал и свет, и тьму…»
Пронзал и свет, и тьму,
был даже в США.
А… запил почему?
А треснула душа.
От боли за страну,
от холода невзгод.
Вот и пошел ко дну,
как старый пароход…
Теперь я, как во сне, –
в вине своей вины
сплю глубоко на дне…
Зато какие сны!
1992
«Птички до рассвета…»
Птички до рассвета
весело поют.
Скоро будет лето,
на душе – уют.
Пулемет соседа
даст осечку вдруг.
Будет больше света
и любви вокруг.
За стеной кремлевской,
как когда-то встарь, –
свой и пьяный в доску,
добрый государь.
Будет нам калачик,
на копейку – два!
А в глазах, на сдачу,
вспыхнет синева…
1992
«Ветер дует. Собаки лают…»
Ветер дует. Собаки лают.
Часы кукуют. Надежды тают.
День сменяется ночью… И вдруг –
все иначе! И – в двери стук.
Входят двое. Один румяный,
светлый, ясный. Другой – туманный.
Солнца лучик и отблеск лунный.
Нежный некто и мрак чугунный.
Вносят сумки. А в них бутылки.
Лбы сверкают. Шуршат затылки.
Предлагают. Вкусить продукта.
Вот и легче. Тоска продута.
Бес и ангел. Пришли и сели.
Вот и нету в душе метели.
Вот и ясно, откуда мраки.
Тот и этот, как две собаки, –
разной масти, но – общей сути.
Бесподобны. Как мы. Как люди.
1992
Домой
Кое-как, не по прямой,
вперевалку, утицей –
я иду к себе домой
по Офицерской улице.
Где тот дом святых обид,
благодати всяческой?
Он на улице стоит,
на Малой Подьяческой.
Там живет моя родня
и собачка с котиком.
Дома не было меня,
ох, сорок девять годиков.
Сколько я чего постиг,
сколько вчуже прожито, –
а ведь выбежал на миг,
как будто за мороженым.
Открутись назад, кино!
Где вы, годы ранние?
Вон летит мое окно
с пунцовыми геранями…
Я на кнопочку нажму, –
дверь обвиснет парусом.
Если спросят: «Вы – к кому?»
скажу: «Ошибся адресом».
1990
«Тополя набухли влагой…»
Тополя набухли влагой,
в воздухе – туман и прель.
Вот и все… Пойду и лягу,
как собака, на панель.
Пусть меня машины давят
в сумерках… И – дождь кропит.
Пусть моей Прекрасной Даме
рай приснится, а не быт.
Золотые гаснут окна,
улица, как гроб, узка.
…А Всевидящее Око
заслонили облака.
1992
Document Outline
Глеб Яковлевич Горбовский
Сижу на нарах (из непечатного)
Глеб Горбовский
СИЖУ НА НАРАХ…
(Из непечатного)
© Горбовский Г. Я., 1992 г
Из книги «Зеленая муха» (русские алкóголи)
Фонарики ночные
«Лежу на дне коньячной речки…»
«Человек уснул в метро…»
Про султана
Юность
С гонорара
«Проходя по улице вечерней…»
«Алеша, сбегай за любовью…»
На престольный
Курортное
В ресторане
Песенка про постового
Рандеву
Ах вы, груди!
На диване
Вечеринка
Бывшие люди
«Стрелочник – дедушка, хмырь…»
«Не стану рассказывать вкусные сказки…»
Объявления
«Пьет страна. Как туча – брашно…»
«Аэродром, аэропорт…»
Перегрузки
Дым
«Отпусти меня, боль, отпусти…»
Одоленцы
(зеленые бесенята)
«Зеленые лица сосудов…»
В подвальчике
Домино
Праздник
«Ведро вина, бок ó бок кружки…»
«Ночью в пьяный Институт…»
«Хожу по престижным квартирам…»
Стихи, написанные в ресторане «Корюшка»
С получки
«Русским словом – по морде…»
«И стали вещи покидать меня…»