Смерть бабушки.
В конце марта 1956 года умерла бабушка. Она уже давно страдала от астмы, часто принимала нитроглицерин и прыскала в рот какое-то средство. Но мы с ней в после школьный период как-то особенно сблизились. Часто сидели вдвоем, слушали пластинки, играли в музыкальную викторину. Бабушка была очень рада, что я устроилась на работу, а когда я получила первую зарплату и разложила купюры, как пасьянс, на столе, она чуть ли не прослезилась.
У нас с ней была твердая договоренность, что я ни при каких обстоятельствах не буду приходить домой позднее 11 часов, и я это четко соблюдала. Когда я вечером торопилась домой, то всегда знала, что у окна стоит бабушка и ждет меня.
И вот в начале года она получила толстую бандероль из Норильска, в которой были Левушкины бумаги и письмо. В нем сообщалось, что Левушка умер в больнице от воспаления легких. Это ее полностью подкосило – ведь судя по имеющейся между ними интенсивной переписке, она его ожидала домой уже этим летом.
Бабушка больше не вставала, сидела в кресле и почти все время молчала. Мама и Танечка всячески ухаживали за ней, я пыталась ее развеселить, что-то рассказывала ей, но все было напрасно. На 8-ое марта я на свои деньги купила ей очень красивую чашку, на которой написала «бабушке от внучки в день 8-го марта». Она с трудом приоткрыла глаза и шепнула –«спасибо, ласточка». Больше она не открывала глаз и ничего не говорила. Умерла через две недели тихо, во сне. Чашку я разбила.
Мама с Танечкой пытались меня утешить. Говорили, годы, что ж поделаешь. Я молчала и не плакала.
Похороны помню смутно. Знаю, что ее отпевали в Преображенском соборе. Я стояла в сторонке, священник говорил какие-то непонятные слова, а у меня было состояние, близкое к экстазу. Мне казалось, что мы вместе с бабушкой в каких-то сверкающих высотах узнаем самое главное. Вдруг меня кто-то дернул за рукав –«вынь руки из кармана, нехресть паршивая» – проговорила какая-то незнакомая старушка. На этом мое общение с Богом закончилось.
Дома все казалось пустынным и ненужным, даже мелькала мысль о суициде. Если- бы была водка, я бы запила, но ее не было, поэтому я написала стихотворение, вспоминая которое я плачу.
Ночь, комната. Четыре угла. Раз -два, раз – два.
Дверь, окно, стола круг. Сжат комок бесполезных рук.
Часы четверть бьют, ускоряю шаг. Уже сотни лет я хожу так
От окна к стене и назад, шагая с минутами в лад.
Слезы высохли на века. Словно плеть, не нужна рука.
Одинока. Одна, одна. Раз-два, раз-два.
По каким-то непонятным мне психологическим причинам, на первое мая пригласила к нам малознакомую мне компанию молодежи. Мама отговаривала меня – «Люся, что ты делаешь, ведь у нас траур». Но я говорила – ничего, пусть будет весело. Действительно, шумели, пили, пели, танцевали, но веселей не стало. Поэтому моя поездка в экспедицию в Западную Сибирь была для меня необходимым и настоящим лекарством.
Конец ознакомительного фрагмента.