— С вас?! — она засмеялась тоже, и ей стало не так грустно. — Но это же так… почетно! Это очень хорошо!
Василий повел машину дальше:
— Правда, хорошо? А я чуть не отказался!
— А я буду водить знакомых на ВДНХ и говорить: а вот эта статуя катала меня на машине! — Надежда Павловна хлопнула в ладоши и присмотрелась к профилю Василия. — А знаете, вы действительно похожи на какого-то героя! — и слезки высохли без следа.
Он покраснел и отмахнулся:
— Вот это — герои! — и пропустил мимо колонну героев с земным шаром на руках. — Хотите есть?
— Нет, я не одета для ресторана.
— А поедемте ко мне? На работу? Мне тоже сегодня не хочется в ресторан. У нас хороший круглосуточный буфет.
— А к вам пускают?
— Со мной?! — он покачал головой.
— Я все время забываю, — она засмеялась.
— А действительно, поедемте ко мне! — решил он. — У меня в кабинете очень красивая мебель, новых образцов. Такой мебели еще нет.
— А поехали! — решила она. — Раз такой необычный день, пусть он и кончится необычно!
Они развернулись обратно.
Надежда Павловна подставила лицо солнцу и призналась Василию:
— С вами так спокойно!
— Нет, вы все равно грустите! — сказал Василий.
Они свернули в переулок…
— Как же мне вас развеселить? — думал Василий вслух… и они остановились у подъезда того самого особняка, из которого совсем недавно вышла изнасилованная Анна.
— А вы любите интермедии? — спросил Василий.
— «Добрый вечер, здрассте!» — процитировала Надежда Павловна.
— Всё! — Василий вышел из машины и захлопнул дверцу. — Тогда я вас действительно удивлю.
Он помог ей выйти из машины, и они пошли к входу, у которого стоял, так же предупредительно улыбаясь, тот же Плакат.
— С праздником! — улыбнулась Надежда Павловна.
— Спасибо, товарищ, — искренно улыбнулся тот.
Василий опять увидел шею Надежды Павловны и, не удержавшись, ухватил губами кудряшки на затылке.
Балерина улыбнулась, как будто на шутку: она еще не поняла, что ухаживание кончилось.
— Съем! — сказал Василий.
Она подняла брови и так, с поднятыми бровями, в вежливом удивлении, вошла в особняк.
Солнце, еще немного повисев в воздухе, — провалилось, наконец, в щель между небом и землей.
Совсем.
Без остатка.
На следующий день опять была весна, но, говорят, на следующий день светило совсем другое солнце.