Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович. Страница 254

В книге исследовались целостный исторический комплекс мифа, его множественная семантика во всей ее многозначности: от древнего оборотничества и фетишизма до изысканных и благородных форм, от безымянного и безликого демонизма к красоте умного героизма, уничтожавшего чудовищ и строящего жизнь на принципах меры, красоты, справедливости. Рассматривался там и закат героической мифологии, так называемые мифы о родовом проклятии, наложенном богами на дерзких героев, знаменующие конец живого мифологического развития, когда в миф переставали верить как в непреложную реальность, в реальность чуда и он становился предметом поэзии и рефлексии.

Первые сто страниц книги А. Ф. Лосева, ее Введение, явились сгустком теории, которая полностью была развернута в дальнейшем исследовании при рассмотрении двух мощных олимпийцев — Зевса Критского и Аполлона, его сына и соперника.

А. Ф. Лосев обратился к мифологии Зевса Критского как к одной из интереснейших и древнейших. Олимпийский Зевс был рассмотрен им в «Олимпийской мифологии». Но Крит, где родился и воспитывался Зевс в окружении Куретов и Корибантов своей матерью Реей и где, по преданию, была даже могила Зевса, которую критяне показывали (за что и попали в поговорку: «Все критяне — лжецы»), Крит — колыбель великой культуры, с его загадочным Лабиринтом, Минотавром Астери–ем — Звездным, железным Талосом, стражем острова, священными пещерами (в одной из них царь Минос беседовал со своим отцом Зевсом), двухлезвийными топорами–лабрисами, человеческими жертвами, растерзанием Зевсова сына Загрея — Диониса» почитанием женщины — жрицы и владычицы, — такой Крит не мог остаться в стороне от внимания исследователя. В книге оказались представлены отдельные мифологические комплексы, такие, как Зевс и Европа, Минотавр и Лабиринт, рождение и воспитание Зевса, а также мистериальная разработка мифов, в том числе орфическая. На основании изучения Критского Зевса Лосев установил, что только ко второй половине II тысячелетия до н. э. укрепилась и развилась под влиянием Микен олимпийская мифология и Зевс стал приобретать черты верховного мужского божества. Подлинным универсальным божеством патриархального общества Зевс стал именно в период микенской культуры, в связанной с ней олимпийской мифологии.

Мифология Аполлона прослежена в книге от архаики до эллинизма, от хтонических корней к классическому Аполлону и его почитанию в Дельфах и далее к эллинистическому аллегоризму и эстетизму этого великого божества. Лосев изучил важнейшие исторические комплексы мифов об Аполлоне, такие, как жизнь и смерть божества, возлюбленные и потомство Аполлона, убитые Аполлоном, и особенно миф об Аполлоне и загадочных гиперборейцах. Календарная мифология связывала хтонического Аполлона с идеей его извечного возвращения, но включала также прославление бога — покровителя городов, племен, целых стран, его участие в создании предпосылок для городской жизни с ее общественно–политической практикой. От хтонического, фитоморфного и зооморфного демона — к убийце чудовищ, меткому стрелку, покровителю героизма, водителю Муз, символу порядка и меры, стройности и гармонии, врагу всяческого оргиазма — таков сложный путь мифа об Аполлоне.

Но и этого было мало. Автор посвятил не менее двухсот страниц образу Аполлона в античной литературе, греческой и римской, в эпосе, лирике и драме, в исторической и географической прозе у философов и мудрецов, у грамматиков и лексикографов, у авторов не только языческих, но и раннехристианских. Лосев создал величественную фигуру универсального божества, солнечного бога, вобравшего в себя черты некогда верховного отца — Зевса.

Автору хотелось не отстать от новых открытий в науке. Он до последнего делал вставки в окончательный текст и напоследок составил еще и Приложение, где успел сказать о дешифровке табличек крито–микенской эпохи.

Как всегда, обширный перечень использованной литературы и текстов сопровождал книгу Лосева, удивляя читателя эрудицией и оригинальностью мысли.

После выхода книги никто уже не считал странным, что в «Философской энциклопедии» в пяти томах (1960—1970) были помещены не только философские, не только эстетические статьи Лосева (их целая сотня), но также огромная статья «Мифология» с изложением теорий мифа от античности до наших дней.

Когда в 70–е годы стали готовить энциклопедию «Мифы народов мира» в двух томах (1980—1982 гг. — первое издание), Лосев принял в ней самое деятельное участие как член редколлегии, как автор многих больших статей и как автор ведущей статьи «Греческая мифология». Проблема мифа в соотношении с символом, метафорой, аллегорией, художественным образом вновь, как и в «Диалектике мифа», была поднята Лосевым в книге «Проблема символа и реалистическое искусство» (1976), в собрании статей «Знак. Символ. Миф» (1983).

Уже никого не смущало, что в «Истории античной эстетики» в каждом из восьми томов и в «Эллинистически–римской эстетике I—II вв. н.э.» (1979) А. Ф. Лосев всегда останавливался на проблемах философских, эстетических и мифологических, являя их в органическом единстве, а если требуется, то и в дифференцированном виде, подробно разъясняя свою позицию касательно этих трех областей духовной жизни, создающих неповторимый тип античной культуры. Сущность последней он изложил в 12 тезисах, выступая с публичной лекцией в Московском университете в канун своего 90–летия. Она была напечатана затем Ю. А. Ростовцевым в журнале «Студенческий меридиан» и вошла в первую книгу восьмого тома «Истории античной эстетики» (1992).

Исследовать специфику и тип этой культуры мечталось молодому Лосеву, о чем он пишет в книге 1930 г. «Очерки античного символизма и мифологии». Он осуществил это в нескольких важных итоговых статьях о типах античного мышления, в сборнике под его редакцией «Античность как тип культуры» (1988).

В последнем, восьмом, томе «Истории античной эстетики» (кн. 2, 1994), завершенном незадолго до кончины (1988), А. Ф. Лосев, подводя «итоги тысячелетнего развития» единого пути философии, эстетики и мифологии, в ряд с основными мировоззренческими принципами античной культуры, такими, как хаос, космос, судьба, поставил — миф. Тем самым он замкнул круг своих полувековых исследований.

Как философ мифа А. Ф. Лосев во всей полноте осуществил свою индивидуальность, которую, по его словам, «ничем объяснить нельзя… Индивидуальность объяснима только сама из себя» [150]. Он оказался в своих исследованиях, по собственному признанию, «ни идеалистом, ни материалистом, ни платоником, ни кантианцем, ни гуссерлианцем, ни рационалистом, ни мистиком, ни голым диалектиком, ни метафизиком». Оставалось сказать только одно: «Я — Лосев» [151].

А. А. Тахо–Годи