Звонок в дверь. Настойчивый, как в начале пьесы. Андрей так пугается, что чуть не соскальзывает со стула.
А-а-а-а! Фу ты! Как напугали. Чуть, действительно, не повесился. Интересно, кто бы это мог быть?
Звонок повторяется.
Неужели Оксана? Только у нее такой требовательный звонок, как у пионеров, которые пришли за макулатурой. Что же делать? Открыть? Или повеситься? Или сначала повеситься, потом открыть? Нет, если я повешусь, то открыть мне уже, наверно, будет трудно… (Спускается со стула, предварительно поправив галстук, чтобы видна была петля. Идет открывать дверь).
Входит Елена Владимировна. Быстро проходит на середину комнаты.
Елена Владимировна: Ты что не открываешь?
Андрей: Я занят был.
Елена Владимировна (замечает стул на столе): Ты что, люстру протирал?
Андрей: Да. Решил перед сном квартиру прибрать.
Елена открывает чемодан и начинает разбирать вещи.
Ты чего делаешь?
Елена Владимировна: Не видишь что ли? Вещи разбираю.
Андрей: Зачем?
Елена Владимировна: Чтобы не помялись.
Андрей молчит. Елена Владимировна вынимает вещи, кое-что относит в другую комнату, возвращается.
Это такое безобразие, как у нас автобусы ходят. Представляешь? (Продолжает раскладывать вещи). Пришла на остановку, стою жду автобуса, думаю о приятном, как тебе невмоготу будет одному. На душе радостно, хорошо… А автобуса нет и нет. Я уже замерзать стала. Но все равно, стою, жду, продолжаю думать о приятном. Как ты мучится будешь, кода заболеешь. Ты ведь, как и все мужчины, болеть не умеешь. Вспомнила, как в последний раз ты болел, я поздно домой с работы вернулась – а ты пытался сам себе на спину горчичники поставить. И хоть бы такси какое-нибудь проехало. Словом, так я к тому времени замерзла, когда про горчичники вспомнила, что решила домой вернуться, хоть немного отогреться. Только дошла до старушки Фроловны, которая всегда у парадной вечером сидит, вспомнила, что тебя сейчас увижу, и обратно к автобусу повернула. Дошла до остановки, а он уже ушел! Опять стою, мерзну, думаю: я же так снова в больницу попаду. Вспомнила, как я лежала в больнице… И ты… ты…. Словом, бегом, чтобы согреться, домой. Фроловна снова меня увидела, говорит: «У теби чего вещи в чемодане ворованные, что ты туды-сюды с ними носишься?» (Смеется весьма натянуто). И знаешь, я вспомнила, как года три назад, в дооксанин, так сказать, период – на этом месте ко мне хулиганы пристали, я закричала, ты через двадцать секунд на улице был. В одной руке молоток, в другой – красное удостоверение, что ты почетный железнодорожник. Вот и все! Помоги, кстати, чемодан на место положить. Все-таки ты его снимал, ты его и клади обратно. (Протягивает ему чемодан).
Андрей (не берет): А как же этот?
Елена Владимировна: Который?
Андрей: А у тебя их, что, несколько?
Елена Владимировна: Знаешь, Андрюша, я всегда думала, как я поведу себя, когда точно узнаю, что у тебя кто-то есть. Зареву? Устрою скандал? Дам пощечину? Но я никогда не думала, что буду носиться с чемоданом туда-сюда… Ну бери же…
Андрей (не берет): Хочешь, поедем с тобой летом в Крым?
Елена Владимировна: С тобой? В Крым? Только за двадцать тысяч! Да бери же? А я пока галстук сниму…
Пауза.
Меня, наверное, многие женщины обвинят, не поймут… Наверно, я не права, я знаю… Но знаешь, как бы это сказать… В общем. Но… В общем, это такое безобразие, до чего редко у нас автобусы ходят. Понял?
Андрей (берет чемодан): Знаешь, я никогда тебе не говорил, но если честно, от это… Ну… Как бы то ни было… В общем…
Елена Владимировна: Повтори-ка, что ты сказал? Это так непривычно от тебя правду слышать.
Андрей: Да я хотел просто, чтобы ты это… Как-то… Не знаю… Конечно же… Не получается чего-то. Я, может, потом, а?
Елена Владимировна: Ты опять нелепо смотришься с пустым чемоданом. Пойди-ка, прогуляйся немного. А я пока чай вскипячу… Пирог еще не остыл наверно. Теплится, как и наши отношения. Попробую его разогреть. Все-таки двадцать лет сегодня! Юбилей!
Андрей: Там у меня… Бутылочка шампанского есть.
Елена Владимировна: Знаешь, Андрюша, если б ты Оксане и про больницу рассказал и про забор, через который ты меня перебрасывал в зимнем пальто и вьетнамках, я бы замерзла насмерть, но ни за что не вернулась.
Андрей: У меня знакомый врач есть. Он за бутылку любую болезнь найти может. Хочешь, я… я… Я сам теперь в больницу лягу. И ты меня будешь через забор перебрасывать.
Елена Владимировна: Иди уж. А то еще немного, и тебя придется не в больницу класть, а в сумасшедший дом. А там забор слишком высокий. Я тебя через него не перекину. И не смотри на меня так. А то мне страшно, что это выражение ты тоже у зеркала репетировал. Лучше иди и возвращайся скорее, пока пирог действительно не остыл. И, как говорила тебе в детстве мама, подумай… Все-таки это наша с тобой последняя попытка… Еще на одну у нас в жизни просто времени не хватит. (Уходит на кухню).