Говорю:
– Привет. Это я.
Улыбается откуда-то издалека, скорее своим мыслям, чем мне. Ничего, лишь бы улыбалась. Добрый знак.
– Диспозиция, – говорю, – такова. У нас за спиной городская филармония. Слева – улица Диджои, Ратушная площадь, фонтан и прочие бесхитростные радости городского бытия. Справа – Врата Зари, то есть улица Аушрос Варту. В начале ее стоит базилианский монастырь, в конце – знаменитая Острая Брама, а между ними образцовый туристический набор: храмы, блины, деревянные ангелы, янтарные брошки, льняные салфетки, светлое пиво и темный квас. И самое главное: прямо у нас под носом – лучший кофе в городе. Впрочем, дегустацию придется отложить до завтра, а пока просто запомни этот оранжевый ромб. Где бы он ни попался тебе на глаза, знай, что ему можно довериться. А теперь вперед. Нас ждет улица Бокшто, и это так много, что даже не знаю, успеем ли мы все захапать за один присест.
Говорю:
– Выбирай дорогу. Можем пойти по Швенто Казимеро. Это очень красивая улица. Вон та, где арка. С ней только одна проблема – поющие стены. Ну, строго говоря, это не проблема, а дополнительное удовольствие. Но ты в городе новенькая, так что, будь уверена, уж они расстараются, чтобы тебя приворожить. И наверняка добьются успеха. Заслушаешься, откажешься идти дальше, застрянешь там до утра. В принципе ничего страшного, прекрасно проведешь время. Но тогда плакала наша экскурсия. Так что смотри сама.
– А как еще можно пойти?
– Например, по улице Субачяус. Стены там тихие, мостовая смирная, деревья заняты своими делами, на прохожих ноль внимания. Единственное что, по этой улице вечно бродят двойники наших старых друзей, останавливают, заводят разговоры, порой довольно тягостные. Но если помнить, что они просто похожи и, к тому же, всегда врут…
– Ох, нет. Лучше не надо. Слушай, а можно пройти на Бокшто по крышам? Например.
Такая молодец.
– Еще как можно, – говорю я. – Давай руку.
Ладонь у нее теплая, изумрудно-зеленая – на ощупь, конечно, с виду-то рука как рука. Никогда, наверное, не избавлюсь от детской привычки ощупывать чужие цвета, да и не уверен, что надо. Это, конечно, беспардонное вторжение в личное пространство; с другой стороны, а что не вторжение? Родиться – это и есть вторгнуться в чужое пространство, да столь бесцеремонно, что все последующие поступки – уже мелочи.
– Я флюгер! Смотри! Я делаю ветер!
Вертится на скользкой черепице, размахивает руками, хохочет, и свежий весенний ветер, зеленый, как ее ладони, начинает потихоньку отряхивать пыльную июльскую листву. Говорю же, отличная девчонка.
Сразу все поняла.
Спрашиваю:
– Ну что, продолжим экскурсию? Или ну ее к черту, будешь дальше тут плясать?
– А можно еще немножко поплясать, а потом сразу экскурсию?
– Тогда пляши вон в том направлении. И думай, как мы будем отсюда слезать.
– А ты что, не знаешь?!
– Знаю, конечно. Но это же твоя прогулка. Поэтому думай. И – вперед.
Но не тут-то было. Дорогу нам преграждает кудрявая красотка в форме офицера полиции. Вот это номер. По крышам они за мной еще не бегали.
Девочка моя застывает на месте, распахнув рот, а я заранее содрогаюсь от внутреннего хохота. Но пока держу себя в руках.
– Каааакиииие люди, – протяжно говорит Таня, демонстративно положив руку на кобуру. – Какие замечательные люди без лицензии на индивидуальную работу с туристами бродят тут, пугая мирных граждан.
– А также мирных сов и мирных летучих мышей, – подхватывает Альгирдас.
Он сидит на трубе, ест мороженое и, в отличие от Тани, даже не пытается выглядеть серьезным.
– С каких это пор для прогулки со старой подружкой требуется лицензия? – ухмыляюсь я.
– Сколько минут ты знаком со своей «старой подружкой»? – строго спрашивает Таня. – Пять? Или целых десять?
– Обижаешь. Никак не меньше четверти часа. Крепкая, проверенная временем дружба. Не придирайся.
– Буду придираться, пока не получу взятку, – говорит Таня. – Я неумолима.
Ну наконец-то. Теперь я могу схватить ее в охапку и закружить – быстро, быстро, еще быстрее, еще. Я – лучшая в мире карусель, и хитрая Таня хорошо это знает.
– Хватит! – кричит она, задыхаясь от счастливого смеха. – Немедленно поставь меня на место!
Если я послушаюсь, Таня мне этого не простит.
– Эй, парень, – говорит наконец Альгирдас, – верни мне коллегу. Что я стану делать, если ты окончательно развеешь ее по ветру?
Вот его реплику игнорировать нельзя. У Альгирдаса идеальное чувство времени. Поэтому я аккуратно возвращаю Таню на землю, вернее на черепичную крышу, даю ей отдышаться и только тогда отпускаю, предварительно поцеловав в обе щеки.
– Я страшно отомщу, – обещает она. – Завтра же снова тебя поймаю, вот увидишь.
– Всегда к твоим услугам. А теперь побегу. Видишь, девочка уже на краю крыши, нельзя ей там долго одной стоять.
Она действительно стоит на самом краю и смотрит, как за рекой, с вершины Гедиминова холма медленно сползает сияющий туман.
– Как же это красиво! А у тебя что, действительно нет лицензии?
– Конечно, нет. Причем не только у меня, а вообще в природе. Просто у моих приятелей множество умеренно остроумных способов дать мне понять, что они соскучились. Но бог с ними. Видишь эти ворота? Смотри внимательно, запоминай, потому что на самом деле никаких ворот тут уже давным-давно нет. Я и сам их всего пару раз видел. Считается, что увидеть Субочские ворота – добрая примета, тебе повезло. А теперь давай спускаться. Придумала как?
Слезать пришлось по пожарной лестнице. Я не раз замечал, что после встречи с полицейскими люди забывают, что умеют летать. К счастью, не навсегда.
– Ух ты, какая крепость!
– Не совсем. Это Бастейя. Или Барбакан. Она же отводная стрельница – если совсем уж по-русски. Короче, артиллерийский бастион для защиты входа в настоящую крепость, которой уже давным-давно нет, а Бастейя – вот она. Днем здесь ремонт, вся в лесах, обмотана сеткой, но стоит, ничего ей не делается. Она даже превращение в овощной склад в свое время пережила, что ей какой-то ремонт.
– Господи, в овощной склад?! Кому такое в голову пришло?
– Понятия не имею. Дело давнее. Но верю, что справедливость восторжествовала, этот умник уже превращен в патиссон и безжалостно уничтожен лютыми вегетарианцами. На них вполне можно положиться, их сердца не знают милосердия, и наша Бастейя отомщена. А мы можем спуститься в сокровищницу.
– В сокровищницу?!
– Ну да. К сожалению, у нас нет времени, чтобы осмотреть весь подземный лабиринт, соединяющий подвалы Барбакана с Тракаем. Там по прямой-то тридцать с лишним километров, но кто же под землей ходит по прямой? Однако сокровищница совсем близко. Давай руку, пошли.
Когда под ногами захлюпала вода, я, мягко говоря, удивился. Ничего себе новости. Опустил глаза и совершенно обалдел. Такого до сих пор не было.
Навстречу нам из глубины подземелья течет золотой ручей, веселый и звонкий. Времени не теряет, разливается все шире и сверкает так, словно воды его освещает как минимум дюжина солнц. Хотя откуда бы им взяться под землей.
Девочка моя стоит по щиколотку в золотой этой воде и хохочет, прижав ладони к щекам.
– Именно так и представляла себе в детстве любую «сокровищницу». То есть клад – просто сундук с монетами и камнями, как в кино, с ним все понятно. Но «сокровище» – это так много, что ни в один сундук не поместится. И оно везде сразу, течет, как река, не может остановиться. И каждый может напиться, унести в себе столько сокровища, сколько поместится, стать золотым и серебряным изнутри – навсегда. Даже не знаю, откуда я это взяла. Вроде бы в сказках ничего похожего не было.
Зачерпнув полную пригоршню, вопросительно смотрит на меня.
– Можно?
– Конечно, – улыбаюсь. – Пей.
И сам наклоняюсь, чтобы сделать сладкий золотой глоток. Надо пользоваться случаем. Когда еще такая клиентка попадается. «Унести в себе столько сокровища, сколько поместится» – надо же было додуматься! С самого начала знал, что мне с ней повезло.
– Куда теперь?
– Тут такое половодье, что лучше обратно, на улицу. Тем более, ты еще василиска не видела.
– Какого василиска?!
– Который раньше сокровищницу охранял. До семнадцатого, что ли, века; впрочем, с датами я вечно путаюсь.
– Почему только до семнадцатого?
– А потом, согласно известной городской легенде, в подземелье послали какого-то хитрого каторжника. А тот вооружился зеркалом, чтобы василиск убил себя своим смертоносным взглядом.
– Как Медуза Горгона?
– Ну. Популярный сюжет. Но не знаю, как Медуза, а василиск убивает взглядом только когда сам этого захочет. Что в общем нормально. Всякое разумное существо должно иметь возможность самостоятельно принимать столь ответственные решения. Поэтому наш василиск не стал умирать от собственного взгляда. Но с ним случилась другая неприятность. Он влюбился.