В покоях матери, в центре широкой постели, среди нежных подушек – яйцо с затаившимся Драеладром пролежало до середины лета, когда толпа перед дворцом наконец-то схлынула. Облегчение при этом испытал не только всеми ожидаемый дракон, но и Марципарина.
Самые хитрые зеваки поняли, что под дворцом ожидать нечего, и старались разговорить Хафиза. Тот ранее на равных разделял с Лулу хозяйственные заботы, потом полностью взял на себя; так вот теперь его как бы ненароком встречали на выходе из дворца, либо на рынке. На расспросы обученный восточному стихосложению Хафиз всегда отвечал рифмованными прибаутками:
«Драеладр пока в яйце,В белокаменном дворце».
Но и за такие новости люди из толпы Хафиза неизменно благодарили.
Момент, когда из кожистого драконьего яйца показался Драеладр, пришёлся на ночную пору; в небе над Яралом собралось четырнадцать звёзд. Бларп Эйуой, не чуждый астрологии, догадался о причине такого парада, и наутро первым явился приветствовать Драеладра. За ним явилась госпожа Кэнэкта и с нею – отшибинский карлик Дулдокравн.
Так у кружевной подушки, на которой возлёг новый глава драконьей династии, собрались все ближайшие друзья Лулу Марципарины Бианки, с какими она виделась в Ярале. Кроме них матери явленного дракона хотелось видеть разве лишь некоего рыцаря Чичеро, но тот никак не мог прийти, поскольку пребывал в заключении – в тяжёлом сундуке, который делил с жутким демоном, именуемым Владыкой Смерти.
* * *Вылупившись, Драеладр получил способность внешнего зрения при помощи глаз. Он хорошо рассмотрел тех, кого доселе слышал и чувствовал.
Вот Лулу Марципарина Бианка, его человеческая мать. Изящная и гибкая светловолосая женщина с глазами, лучащимися счастьем. Ждёт ли она от сына чего-то особенного? Да нет: ждёт его самого – и с радостью. Её руки всегда готовы обнять, а улыбка – такая трогательная. И она хочет нравиться Драеладру. Бескорыстно, лишь для того, чтобы воспитать в нём чувство прекрасного.
Тень, которая иногда набегает на её лицо… Нет, глазами не заметишь, эта тень пуглива – подкрадывается лишь наедине, причём изнутри, не снаружи. И ещё Лулу, как истинная мать, не позволяет тени пугать дракончика.
Вот Эрнестина Кэнэкта – женщина постарше, с более пышными формами, чем у матери, но в талии – почти столь же тонка. Округлая мягкая податливость в теле, тёмный огонь в глазах – Драеладру понятна и такая красота. В ней – вызов живого тела бесстрастной мертвечине, с которой издавна борется разведка Эузы. В ней – обещание всему живому.
Сейчас у неё карлик, но она всегда готова помечтать, хоть бы и о драконе. Когда-нибудь он вырастет, и разведчица положит на него глаз, обещает она. Обещает не ему, а самой себе. Всё разведать, всё изведать и на личном опыте убедиться – это ли не цель её желаний?
Порой она понимает – и сожалеет сама, что для успеха разведывательного ремесла она слишком проста, что слишком уж авантюрна, а это до добра не доводит. Но что поделать: даме нравится сам процесс, она слишком игрок, чтобы вовремя остановиться, и от того на лице её – печать обречённости. Как водится, надёжно укрытая слоем нежных уземфских белил по рецепту Хафиза.
А это Дулдокравн – отшибинский карлик, чернолицый, да ещё и одноглазый – он кажется карикатурой на человека. На лице – заученная недовольная гримаса, знак принадлежности к Великому народу. Но при том он непрост: осанка выдаёт аристократа, во взгляде – затаённая боль. Нет, не об утерянном глазе он печалится. Его потеря больше него самого, и даже жаркой любви Кэнэкты не исцелить жестокой раны.
Бларп Эйуой – тот высок, крепок. На лице – печать ума, закалённого неудачами. Лёгкая карамцкая бородка (Бларпу случается выдавать себя за купца из тамошних земель). Ироничная усмешка в бороду. И взгляд, такой же отстранённый, как и голос. Разведчик ищет, причём что-то, чего здесь нет. Его не прельщают интриги и приключения, а подавай «артефакт».
А вот и Хафиз. Тонкое смазливое лицо, ловкость движений, вся фигура выражает готовность услужить и спокойное удовлетворение малым. Цель? Если и есть она у Хафиза, то он к ней не стремится. В прошлом он избежал лютой смерти, при этом лишился ремесла: после всего он больше не наложник. Парень мечтал вернуться к Лулу Марципарине – и вот она рядом. Выходит, жизнь Хафиза удалась?
Свежевылупившийся дракон видел многое. Что-то сразу понимал из самого себя, но множество вовремя непонятых впечатлений оставлял на потом.
Много позже Драеладр научился говорить и нанизал слова на гибкую образную основу. Вместе со словами в его опыт пришли знания об обычаях Уземфа, Карамца да Отшибины, о разведке Эузы и её задачах, о прошлом и будущем того дня, когда он вылупился и распахнул глаза.
Драконы склонны постигать мир не постепенно, а как бы заглатывая его целиком. Но чтобы постигнуть мир, населённый людьми, дракону-младенцу сперва приходится поделить его на части. Очень уж люди неоднородны.
Важнейшей частью мира, прежде равновеликой целому, для Драеладра оставалась Лулу Марципарина Бианка, очаг нежной любви и заботы. Интереснейшей частью человеческого мира был ближний круг друзей матери: Эрнестина Кэнэкта, Бларп Эйуой, одноглазый Дулдокравн, бывший наложник Хафиз, а ещё спрятанный в сундук рыцарь Чичеро, чьё незримое соучастие в своей жизни Драеладр всё далее прозревал.
Прочие части человеческого мира состояли в своей основе из слаборазличимых масс. Таких масс дракон мог бы насчитать три.
Далёкая, но страстная толпа на площади составляла самую большую часть воспринятого мира людей, а молчаливые стражи, оградившие дворец от этой толпы – часть скромную, но необходимую. Кроме того, вокруг матери Драеладра сформировался отдельный – чисто женский мирок, в который вошли не столько близкие подруги, сколько любопытные приятельницы.
Итого, в своём делении человеческий мир насчитывает пять частей: мать – друзья – толпа – стражи – приятельницы. Или так: мать – друзья – стражи – приятельницы – толпа. Или ещё как-нибудь.
Хотя вылупился дракон в ночной тиши, увидеть толпу ему привелось очень скоро. Известие о появлении на свет Драеладра жители Ярала встретили бурным ликованием; масса на площади вновь собралась в считанные минуты. Счастливая Лулу Марципарина Бианка вынесла его на балкон показать собравшимся. Дракончик жмурился от солнца и от множества устремлённых на него взглядов, а гром приветственных криков побуждал его спрятать голову под перепончатое крыло. Ему безудерно радовались, но к ликованию примешивался и без труда различимый тревожный оттенок.
Вылупившись, маленький Драеладр первое время не понимал человеческую речь, хотя превосходно её слышал и запоминал на будущее. В дальнейшем он о многом расспросил верного Хафиза, с которым коротал последние месяцы младенчества в уединённой хижине на вконец обезлюдевшей юго-восточной оконечности Ярала, в своё время трижды накрытой жестокими оползнями.
* * *…Оползневый склон. Как он там оказался – вопрос особый, причём относящийся к более позднему времени, чем первые безоблачные взгляды на мир. Когда ты заперт на склоне, поневоле обратишься мыслью от скудного настоящего к другим временам. Бедная событиями жизнь протекала в снах и беседах с Хафизом, которые возвращали Драеладра к событиям более ранним. Ранних-то – было гораздо больше, их запутанных связей с избытком хватило для заполнения всего долгого периода сидения на Оползневом.
И снова Драеладр вспоминает, внося точность и ясность в былые дни…
Вот позапрошлое лето, белокаменный дворец в Ярале, впервые увиденная толпа на площади, отдельные голоса. О чём они тогда говорили? Дракончик облёк звуки в слова – и узнал.
– Ну, слава Божествам, – облегчённо перешёптывались меж собою люди, – раз в роду Драеладра пополнение, мертвецы до нас больше не дотянутся из-за своих Порогов Смерти.
А другие улыбались:
– Ой, на меня, кажется, посмотрел! А на тебя – Драеладр-то?
Третьи пророчествовали:
– Один Драеладр нас покинул; и людям было страшно, но страх пришёл не надолго; зато новый Драеладр нас точно спасёт, укрыв могучими крылами – и глядели на малыша такими взглядами, словно он уже вырос до размеров изрядного холма, способного их заслонить от всех напастей.
Люди улыбались… Тянулись… Мечтали… Надеялись…
И вдруг – как отрезало.
Разочаровал.
* * *Да. В некий неуловимый миг настроение людей резко изменилось – всего через месяц после самой бурной радости. Что-то новое узнали эти люди, о чём дракончик ничуть не догадывался, но чувствовал: теперь его существование не вызывало у них особого восторга, а скорее досаду и раздражение.
Изредка досада выливалась в доступные осмыслению слова.
– …А денег из Эузы опять не прислали. И не пришлют! – шумели люди.
– …Да сдадут мертвецам и дело с концом! А вы как думали?…