– Пустое дело!.. Ничего не стоит! – испугавшись, но, повидимому, довольно развязно сплевывая в сторону, говорил он относительно какого-нибудь нового увеселительно-грабительского явления. – Этак-то, конечно… пожалуй – грабь… Да что толку-то?.. Навертел пустых билетов, да и обираешь – это, брат, не бог весть… Эко ухитрился!..
– Ну как же по-вашему-то? – недоумевая перед этим самоуверенным тоном, вопрошала родственница, не успевшая еще рассердиться.
– Мало ли как можно…
– Ну да как же так? Вы говорите, плохо, – а у кого барыши-то? У них, – а мы голые… Как же хорошо-то, по-вашему?
– Да мало ли орудиев… Что ж я буду раздобарывать без толку… Дай время… Ухватим свое… Эко ухватились в самом деле! Ха-ха-ха!
Перебиваясь кое-как мелкой починкой у приказных, Антон Иванов хотя и не терял самоуверенного тона, но в душе глубоко надеялся, что все это должно прекратиться, что такому человеку, как он, будет легче. Но время шло и, так сказать, на крыльях своих несло все новые и новые виды людей легкой наживы. Родственница, втайне чувствовавшая, что во многоглаголании гостя спасения нет, – старалась подвигнуть его к действию и всякий раз, возвращаясь с работы домой, приносила ему какую-нибудь поучительную весть. «Вы бы, Антон Иваныч, на кладбище сходили, – говорила она: – например, люди говорят, какие там бабы устроили грабежи любопытные – так это очень, очень мило! Всё, может, надумаете… Мы тоже, сами знаете, чуть ходим… Право-с!» Антон Иванов шел узнавать о вновь открытых грабежах и приносил по обыкновению известие, что «пустое дело… эко выдумали». Оказалось, что старухи – подьячихи, мещанки и разные бесприютные древние вдовы – стали лепить к кладбищенской каменной ограде какие-то клетушки из земли и навоза или помещались в надгробных деревянных будочках с разрешения купцов-благотворителей, обмазывали эти здания глиной и, непрестанно поминая благотворителя о здравии, а усопших сродников его о упокоении, кое-как влачили последние годы жизни, причитая на похоронах и по окончании их рекомендуя посватать невесту – вдовцу, жениха – вдове. Но вообще в этой странной обители не было ничего, кроме сухих кусков пирога, злости, слез, холода, взаимной вражды, и Антон Иванов мог по совести назвать этот способ наживы пустым и удерживать тайное негодование родственницы к его нерадению в пределах некоторой деликатности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Сноски
1
Герой поэмы Никитина «Кулак».