– Ночные бегуны у нас, лухия, встречаются часто, – сказала она ему. – Они очень много бед причиняют, когда бегают повсюду голышом.
Возможно, вытаращенные глаза Аарона ее вдохновили, потому что она понизила голос, так что он зазвучал почти по-мужски, сдвинула брови и устроила из объяснения целое представление.
– Они приходят, бум-бум-бум, и шумят вот так, – она постучала кулаком по воздуху, – и трутся своими ninis по твоей стене, – она оттопырила попу и показала. – А если тебе очень не повезет, оставят подарочек.
Она хихикнула и с чувством заключила:
– Да! Вот такие они, ночные бегуны.
Остаток вечера Аарон пытался выудить из Грейс признание, что она все это выдумала. Она и раньше рассказывала ему дикие истории о сверхъестественном – одна была про мужчину, которого так прокляли, что он каждый раз, когда мочился, кричал петухом; еще одна – про ведьму, которая наложила заклятие на пару, изменявшую супругам, так, что их заклинило, когда они занимались сексом, и их пришлось везти в больницу, чтобы их разделил хирург – но это всегда казалось скорее поддразниванием, как будто она знала, что он ей не поверит, и провоцировала, чтобы он стал ей возражать. Но в существовании ночных бегунов она, похоже, была совершенно уверена. Нет, они были не духами, обычными людьми, которых заставляло бегать что-то вроде демонического психического заболевания. Кто они, никто не знал, потому что если община узнает, что ты ночной бегун, – ух, тогда тебе не поздоровится! Как-то за три городка отсюда ночную бегунью поймали и едва не линчевали, прежде чем выяснилось, что днем она – уважаемая жена пастора.
Скептицизм Аарона понемногу размывало ее убежденностью, и он спросил, как избавиться от ночного бегуна, если он тебя преследует. Грейс начала рассказывать многослойную историю о том, что лучшие ночные бегуны работают парами, и о том, какие сложные ритуалы они проводят, чтобы их не поймали, но потом прервалась и в отчаянии покачала головой.
– Нет! Настоящая беда в том, что ночного бегуна очень трудно остановить, потому что, когда ты за ним гонишься, он превращается во что-то вроде кошки, или птицы, или даже леопарда, и как ты его поймаешь?
– Грейс! – воскликнул Аарон, разражаясь фыркающим смехом. – Это не смешно!
Грейс хлопнула ладонью по столу и выкрикнула:
– Нет! Это смешно. Твоя беда в том, что ты слишком серьезный. «О нет, на меня мяукает ребенок!», «О нет, кто-то стучится ко мне ночью!». В мире есть вещи похуже мяуканья. У тебя свои проблемы – это что, значит, что смеяться нельзя?
– Я просто думаю, что ты могла бы отнестись ко мне и с большим сочувствием, – мрачно сказал Аарон, допивая колу.
На следующее утро, набравшись сил за восемь часов сна, Аарон решил отважиться на вылазку в школу. Вместо того чтобы пойти к себе в класс, он, однако, явился в кабинет директора. Директор сидел, закинув ноги на стол, на подошве его башмака чернела прилипшая жевательная резинка.
– Mwalimu, Аарон! – воскликнул директор. – Как ваша малярия?
– Это была не малярия, – ответил Аарон. – И мне намного лучше. Но мне нужно поговорить с вами о девочках из шестого класса. Их поведение вышло за все рамки.
Директор качался на стуле, а Аарон перечислял все прегрешения шестиклассниц. Они кидались в него разными вещами. Они его передразнивали. Задавали вульгарные вопросы. Отказывались делать задание. Не выказывали ему должного уважения. Когда Аарон рассказал о том, как мяукала Линнет, директор начал хмуриться, но когда описал нападение на свой дом, директор со стуком опустил передние ножки стула на пол.
– Нет! – объявил директор. – Это переходит все границы. Разве можно уснуть, когда над тобой так издеваются? Кто-то пришел к вашей двери и колотил и колотил всю ночь!
Аарон хотел согласиться, но, прежде чем он успел что-то произнести, директор продолжил:
– И это не просто неприятность, нет! Это очень серьезная проблема нашего общества, этот отвратительный обычай ночной беготни!
Аарон осел на стуле, а директор широко улыбнулся, показывая полный рот влажных блестящих зубов. Взял Аарона за плечо.
– Друг мой. Если вы хотите, чтобы в классе была дисциплина, ее нужно привить! В следующий раз, когда какая-нибудь маленькая девочка станет на вас мяукать, – шлеп! – он хлестнул по воздуху газетой. – Сделайте так, и, думаю, ночные бегуны вас оставят в покое.
Аарон, разбитый наголову, вернулся в свой класс. В любой другой день девочки в его отсутствие стали бы беситься, но сегодня они чинно сидели за партами, составив пятки вместе и сложив перед собой руки. Сотня глаз следила за ним, пока он шел от двери. Прочистив горло и изготовившись говорить, он на мгновение позволил себе понадеяться. «Может быть, все кончилось. Может быть, они наконец поняли, что слишком далеко зашли».
– Добрый день, девочки, – подал реплику классу Аарон.
Воздух наполнился шарканьем и скрипом парт, потому что шестиклассницы, все до единой, поднялись его поприветствовать.
– МЯУ!
Среди поднявшейся вслед за этим истерики Аарон схватил за руку ближайшую девочку: ей оказалась Мерси Акиньи, та, которая любила Мозеза Оджу. Мерси завизжала и впилась ногтями ему в руку, но он потащил ее вперед, к двери. Они уже почти вышли во двор, когда остальные девочки поняли, что происходит, а когда поняли, побежали следом, все сразу, окружив Аарона визжащим водоворотом. Вокруг летали плевки, бумажки и башмаки, но Аарон сосредоточился на одном: не упустить свою извивающуюся добычу.
Остальные ученицы, привлеченные суматохой, тоже потянулись наружу, их учителя, которым тоже было любопытно, не пытались их остановить. На глазах у всей школы Аарон дотащил Мерси до середины двора и, по обычаю, поднял ее руки над головой и поставил их на флагшток. Бело-синяя клетчатая юбка Мерси поднялась выше колен, обнажив гладкие коричневые ноги. Под ними в траве валялись десятки тонких прутиков, оставшихся от прошлых порок. Аарон поднял один и прижал его к ноге Мерси. Под кожей у нее дрогнула крепкая икроножная мышца.
В животе у Аарона стало масляно и холодно. Он подумал, что может не удержать под контролем внутренности, но поднял прут, чтобы ударить. И тут Мерси склонила голову набок и слабо ему улыбнулась.
– Мяу, – прошептала она.
Он не смог. Отбросил прут на землю и ушел домой.
Грейс в ту ночь не появилась, зато явился ночной бегун. На следующий день Аарон открыл дверь и на мгновение удивился, увидев незагаженную веранду, пока в ноздри ему не ударила вонь, и он, обернувшись, не увидел коричневую полосу, шедшую по белым стенам вокруг всего дома.
Аарон вернулся в дом и позвонил своему куратору в Корпус Мира. Он сказал, что в деревне его преследуют, что он больше не чувствует, что может что-то дать этой общине, что хочет домой. Он ожидал, что куратор попробует его отговорить, уверить в том, что он занят важным делом, но она не стала. Корпус Мира бросил его почти одного в этом месте, но едва он захотел уехать, он словно поднял рычаг и запустил сложный механизм. Его куратор спросила только, чувствует ли он, что в деревне ему оставаться небезопасно, и не хочет ли причинить себе вред. Когда он ответил «нет», она велела ему на следующий день прийти в офис и начать заполнять бумаги на выход из волонтеров, и на этом все. Легче и быть не могло. Он все сделал.
Повесив трубку, Аарон наполнил ведро теплой мыльной водой. Связал узлом старую футболку, вышел во двор, встал на колени и оттирал стены, пока они не засияли. Он не чувствовал ни отвращения, ни тошноты, только какую-то тупую брезгливость. Они сделали выбор – они хотят его прогнать. Бить детей – это тоже выбор. И незащищенный секс. Они это выбрали, сказал он себе, и слова эти во рту у него были как кровь.
Когда зашло солнце его последнего дня в деревне, Аарон в последний раз пошел в город и купил себе чапати и колы, а потом, подумав, вторую чапати и колу для Грейс. Он гадал, что она скажет, когда узнает, что он уезжает, и снова услышал в голове ее удивленный голос: «Вам в школе Корпуса Мира не сказали про ночных бегунов?»
Нет, Грейс, подумал он. Мне ни о чем, что стоило бы знать, не сказали.
Грейс в ту ночь не пришла. Пришла только удушающая жара, заползла в его дом и упрямо отказывалась уходить. Пытаясь хоть как-то дышать и опасаясь открыть окно, Аарон разделся до белья, и, сидя по-турецки на матрасе, промокал влажный лоб салфеткой. На коленях у него лежал инструмент, который он принес из сарая во дворе, одно из длинных плоских лезвий, которые местные зовут траворезкой.
Аарон сказал куратору правду – он не чувствовал себя в опасности в этой деревне. Но он был напуган, унижен и беспомощен – и устал так себя чувствовать.
Стук начался сразу после полуночи. Тук-тук-тук, стучал пришелец, сперва в дверь, потом в окно. Тук-тук-тук. Дверь, окно, окно, дверь, пока весь дом не окутал трепещущий девичий стук. Конечно, один человек не мог так быстро двигаться. Наверное, пришел весь шестой класс, выбрался в садистический поход всем классом. Аарон снова увидел Мерси, руками на флагштоке, увидел, как она щурится в его сторону. Даже когда он был так зол, что готов был избить ее в кровь, она его не боялась, а теперь, пожалуйста, вот он, скрючился в доме, как трус. Я приехал сюда, чтобы вам помочь, думал он. Он встал, закинув траворезку на плечо, как бейсбольную биту, и прокрался к двери, а стук все ширился вокруг дома, как открывающиеся крылья.