Меры по устранению социальных причин коррупционных преступлений – это разносторонние и последовательные действия государства и общества, разработка и осуществление которых способно предупреждать распространение таких социально опасных деяний.
Искоренение социальных причин коррупционных преступлений, обозначенных в настоящей публикации, предполагает выработку мер общей профилактики. Таковыми, в частности, могут стать:
– комплексная целенаправленная системная деятельность государства по формированию социальной и моральной атмосферы для адаптации общественного сознания россиян к происходящим переменам. Власть должна стать гарантом предотвращения социальных катаклизмов в России и неуклонного повышения эффективности адаптационных процессов в современном российском обществе;
– создание механизмов интенсивного и открытого информационного обмена между властью и населением. Это призвано обеспечить глубокое понимание широкой общественностью объективных и субъективных причин сложившейся к настоящему времени в России социально-экономической ситуации. Более того, интенсивное расширение диалога между населением и властью позволит укрепить демократические институты, создать условия для их устойчивого политического и экономического развития;
– сосредоточение на духовно-нравственном образовании граждан. В этой связи одной из основных государственных и общественных задач должно стать воспитание «гражданина-созидателя» с активной жизненной позицией, преданного своему обществу и государству, ответственного за свои поступки. При этом основным жизненным принципом такого гражданина должно стать не личное обогащение, а формирование высоконравственных, профессионально-этических норм поведения, осознание идеи, во имя которой проявляется готовность к достойному служению интересам своего народа.
Данилова З. А. Основные подходы в изучении девиантного поведения
Данилова З. А. – д.с.н., профессор Байкальского института природопользования Сибирского отделения РАН
Современные перемены, происходящие в российском обществе, изменили образ жизни и поведение большинства населения. Наряду с позитивными изменениями в России отмечается рост социальных отклонений, негативных девиаций. Сегодня социальные отклонения рассматриваются в рамках национальной безопасности государства, поскольку их рост угрожает стабильному существованию страны, способствует деструктивным социальным отношениям.
В предлагаемом сообщении рассмотрены основные подходы в изучении отклоняющегося поведения. Различные формы девиаций в зарубежной и отечественной литературе рассматривались усилиями разных специалистов.
Объяснение природы девиантного поведения осуществляется на основе социально-психологических концепций: аномии Э. Дюркгейма, Р. Мертона, теории подражания Г. Тарда, психоанализа К. Лоренца, агрессии Э. Фромма, Дж. Долларда, теории конфликта и др. Важное методологическое значение в изучении деструктивных отклонений имеют положения Дюркгейма о поведении личности, детерминированной социальной средой: вследствие процессов дезинтеграции, выражающихся в состоянии аномии, происходит распад системы норм, которые гарантируют общественный порядок. Отсутствие четкой моральной регуляции поведения индивидов способствует росту различных форм негативных девиаций, в том числе самоубийств.[6]
В отличие от Э. Дюркгейма, рассматривающего рост девиаций в кризисном социуме, Р. Мертон изучал социальные отклонения в относительно стабильном обществе. Возникновение состояние аномии в обществе по Р. Мертону происходит вследствие нарушения равновесия между целями и социально ободряемыми средствами их достижения. В зависимости от вариантов сочетания отношения к целям и избираемым для этого средствам Р. Мертон выделяет типы поведения: конформизм, инновации, ритуализм, ретритизм, бунт.[7]
Согласно «теории подражания» Г. Тарда[8] человек не рождается преступником, а становится им, поддаваясь заразительной силе примера. Особенно внушению подвергаются подростки, у которых подражание чувственным, эмоциональным реакциям играет более важную роль, чем подражание интеллектуальным проявлениям.
Накопившаяся в человеке энергия, или агрессия, находит выход не только в виде позитивных, но и разрушительных, деструктивных импульсов. По мнению выдающегося этнолога К. Лоренца, агрессивный компонент присутствует у всех живых существ, является врожденным инстинктом в борьбе за выживание и помогает приспосабливаться к окружающей среде.
Э. Фромм, рассматривая девиацию с биосоциальных позиций, критично относится к тезису о филогенетических корнях агрессии, о запрограммированности (врожденном инстинкте) в человеке деструктивного поведения. «Если мы не знаем социальный статус его (индивида – курсив наш) и его семьи в рамках общественной системы и дух этой системы, то мы не можем понять, почему некоторые черты характера такие глубинные и такие устойчивые и так глубоко укоренились».[9] Он приходит к выводу, что человек не является разрушителем по самой своей природе, именно история совратила его, породив в нем погибельные страсти. Присущая человеку деструктивность, по Э. Фромму, – это благоприобретенное свойство, и истоки нравственности, равно как и деструктивности, следует искать в человеческой свободе. Именно задушенная внутренняя свобода рождает синдромы насилия.
Исчерпывающий обзор теорий, разнообразных экспериментальных подходов агрессивного поведения дан в фундаментальном труде «Агрессия» Р. Бэрона и Д. Ричардсона, где особое внимание уделяется социальным детерминантам агрессии на основе многочисленных результатов исследования процесса социализации, социального научения и онтогенетического развития личности.
Авторы, в частности, утверждают, что «специфический характер межличностных взаимодействий в семьях, из которых выходят высокоагрессивные дети, приводит к постепенному, идущему как бы по расширяющейся спирали, освоению и закреплению агрессивного поведенческого стереотипа, воспроизводящегося снова и снова в разнообразных ситуациях межличностного взаимодействия».[10]
Р. Бэрон и Д. Ричардсон отвергают взгляды социобиологов о том, что человеческая агрессия находится вне нашего контроля, является неотъемлемым элементом человеческой натуры. Если люди «действительно обладают врожденной склонностью к агрессии, это отнюдь не означает, что агрессивное поведение обязательно должно актуализироваться».[11]
В заключение они приходят к оптимистическому выводу об управляемости агрессивного поведения: агрессия не является абсолютно иррациональной и неуправляемой стихийной силой.
Классик психологии агрессии Л. Берковиц рассматривал влияние ситуации на агрессивное поведение, применяя лабораторные эксперименты, полевые интервью с людьми, совершившими насильственные преступления. Рассматривая внутренние психологические процессы, способствующие агрессивному поведению или ограничивающие его, Л. Берковиц убежден, что экономические и др. факторы сами по себе не приводят к отклонениям, преступлению и насилию. В частности, «бедность является фактором риска, условием, которое повышает вероятность антисоциального поведения, но не обязательно его порождает».[12] Стрессы и психические напряжения, порождаемые бедностью, существенно способствуют развитию и утверждению агрессивных наклонностей. К тому же «вероятность того, что какой-то один фактор породит в данной ситуации вспышку насилия, чрезвычайно мала. Очевидно, должно присутствовать несколько условий, чтобы они привели к нападению…».[13]
Корни деструктивного поведения следует искать и в теории конфликта, синтезирующего фрагменты различных подходов (марксизм, веберианство, структурный функционализм). Конфликтная теоретическая модель К. Маркса основана на неравенстве в обществе и негативном влиянии такого неравенства на людей, противоречиях интересов имущих и неимущих. В рамках марксовой теории аспекты экономической системы рассматриваются как важнейшие для определения природы общества и характеристики социального поведения.
Деструктивное, девиантное поведение сегодня во многом объясняется наличием резкого социального неравенства в обществе, ростом противоречий между, например, «новыми русскими» или «новыми бурятами» и значительной массой населения, живущей за чертой бедности. Однако эта теория не признает ценности солидарности и сотрудничества как способа достижения социальных перемен или общественного прогресса. Убеждение, что именно конфликт, а не сплоченность олицетворяет отношения власти между различными группами в обществе сегодня характерно для российского политического истеблишмента.
Зарубежные конфликтологи (Р. Дарендорф, Дж. Рекс, Д. Локвуд, А. Ньюби и др.) считают марксистское понимание класса, детерминирующее воздействие экономической ситуации не единственными мотивами деструктивного поведения. Отмечаются попытки синтеза экономического (К. Маркса) и культурного детерменизма (М. Вебера), развиваются положения о причинном воздействии неэкономических, идеальных факторов – ценностей, норм, традиций и т. д.