Показывая Гаруну будущее, старик что-то напевно бормотал, обращаясь к шару. Итак, его ожидают бесконечное бегство и постоянный страх. Приступы отчаяния. Подобная перспектива приводила его в содрогание.
– Однако все может сложиться и по-иному, – сказал старик.
Клик! Клик! Клик.
– Смотри здесь, здесь и здесь. Мы возвращаемся назад. Момент необъяснимого ослепления. Случайный удар меча. Лошадь военачальника не вовремя спотыкается. Мельчайшие события способны изменить ход истории.
– И вы способны сделать это?
– Если ты пожелаешь.
В шаре снова возникла конная битва у руин Ильказара.
– Посмотри. В этом случае мы имеем дело всего лишь с неправильно понятым приказом.
– Это получается как-то подозрительно легко. Но тем не менее соблазнительно. И какова же будет цена?
Этот вопрос был прямым результатом уроков, преподанных ему Мегелином. Ученый не переставал твердить, что ничто нельзя получить просто так. Все имеет свою цену. И чем желаннее предмет, тем дороже его цена. И сейчас она может оказаться даже более горькой, чем та, которую уже пришлось уплатить.
В его памяти встали воспоминания детства. Когда ему было четыре года, он разбил принадлежащее матери стеклянное зеркало. Его отец в свое время привез его из Хэлин-Деймиеля, истратив на это целое состояние. Гарун тогда обратился с мольбой к Невидимому. «Пожалуйста, сделай так, как будто этого не случилось», – просил он.
В конце концов, вся магия служила тем же целям. Она помогала отложить оплату, найти легкий, казалось бы, простой путь. Но в конечном итоге путь этот оказывался усеянным ловушками, на нем поджидали засады – хитроумные и очень неприятные.
Ахмед попытался пойти легким путем. Ахмед погиб и обесчещен. Многие поколения людей станут проклинать его.
Старик не ответил на его вопрос. Гарун посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Не надо. Пусть все останется так, как есть. Что умерло, то умерло. – Эти слова были произнесены с болью в сердце.
Старик улыбнулся, и по этой хитроватой улыбке Гарун понял, что именно такой ответ и хотел получить старик.
– Я не хочу менять и настоящее, – сказал Гарун. – Я сам создам свое будущее – на радость или несчастье.
– Прекрасно. Теперь мы можем перейти к испытаниям.
– Испытаниям?
– Конечно. Я же сказал тебе, что Претендент должен подвергнуться испытаниям. Необходимо проверить его отвагу, его мудрость, его… Ты скоро все сам поймешь. Мой отец решил, что не должно быть в будущем королей, подобных императорам из семейства Голмунов. Следуй за мной.
Гаруна интересовали истинные цели старца. Его слова становились все менее и менее убедительными. Пока Гаруну было ясно одно: старец пытается поддержать его хрупкую и, возможно, напрасную мечту о возвращении роялистов к власти. Более того, он пытался навязать ему фантазию о возрождении империи. Нет. Эту безумную затею следовало оставить Эль Мюриду.
Когда они спустились на несколько уровней, дитя-дьяволенок раздул огонь в очаге. Старик уселся на изрядно потертый трон из халцедона. Гарун смотрел на него с противоположной стороны покрытого слоем пыли стола. На столешнице лежали три пурпурные подушки. На одной из подушек покоился бронзовый меч, на другой лежала мантия из горностая, а на третьей – ничего. Но что-то невидимое глазу глубоко продавливало третью подушку. Меч позеленел от древности. Мантия, видимо, очень долго служила обиталищем для бесчисленных поколений моли.
– Начинаем, – сказал старец. – Возьми меч.
Ничего не понимающий Гарун схватился за древнюю рукоятку.
– Этот меч зовется Ашкерион, выкован он был Фаллентином-Кузнецом, и однажды принес великую победу под Себил-эль-Селибом. Человек, владеющий этим клинком, может не бояться врагов. Он защищает от любых нападений и всегда одерживает победы.
Гарун слышал о мече Ашкерион, хотя никаких доказательств его существования не имелось. Он припомнил легенду, в которой говорилось, что Фаллентин, обеспечив себе трон, выбросил меч в море. Он боялся его, поскольку клинок обрел собственную волю. Король опасался, что меч сможет отдаться в руки врага.
Гарун отдернул руку.
– Нет, – сказал он. – У Ашкериона репутация предателя. Кроме того, человек может попасть в слишком большую зависимость от меча или начать проявлять чрезмерное высокомерие, дорвавшись до власти.
Он представил, как Мегелин одобрительно ему кивает. Сам Мегелин произнес бы примерно то же.
– Прекрасные слова, – пробормотал дитя-дьяволенок.
Старик же, казалось, был изумлен.
– Неужели ты отказываешься от меча? Но ты должен его взять.
– Нет.
– В таком случае возьми мантию. Прими мантию и вместе с ней власть, которую она представляет.
Гарун не был убежден в том, что этот человек прождал четыре сотни лет лишь для того, чтобы короновать нового императора. Юноша не мог избавиться от подозрения, что истинные причины столь долгого ожидания отличались от тех, которые объявил старик. Однако Гарун даже не мог представить, что может стоять за действиями старца.
Ничего плохого не случится, если он ублажит чудака. Более того, это может приблизить его к пониманию истины.
Он набросил полусгнившую мантию себе на плечи.
– Она не рассыпалась в прах! Не превратилась в пыль! – радостно заверещал дитя-дьяволенок. – Он – тот самый! Единственный!
Старик не проявил столь бурного восторга.
– Остается ещё Корона, – сказал он. – Невидимая Корона окажется впору только Единственному. Корона настолько тяжела, что только преисполненный решимости человек способен её поднять. Водрузи её на себя, Гарун.
Молодой человек склонился над третьей подушкой. Слова старика его напугали. Но в конце концов он решился, и его пальцы коснулись предмета, которого не видели глаза. Гарун попытался поднять его, но невидимый объект оказался на удивление тяжелым. Он приподнялся невысоко, постоянно норовя при этом свалиться в сторону.
– Тебя снедают сомнения, – сказал старик. – Корона говорит, что ты предан народу и империи не всем сердцем.
– Дело не в этом, – ответил Гарун. – Я просто не до конца верю вам.
И это соответствовало истине. Но в то же время и в словах старца имелась доля правды. Он стоял перед тяжелейшим выбором. Готов ли он платить ту огромную цену, которая требуется от короля в изгнании? Пока он тратил все силы на то, чтобы остаться в живых, и ответить на этот вопрос не мог.
– На короле лежит огромная ответственность. Именно он воплощает свой народ и свое королевство. Короли и созданы для того, чтобы в одиночку нести на себе всю тяжесть власти.
Это был не самый лучший аргумент, чтобы убедить колеблющегося юношу стать монархом.
Тем не менее Гарун уступил. Не мечтам старика, а своим собственным устремлениям. Тому устремлению, которое сформировали в нем отец и Мегелин.
Он видел себя королем Хаммад-аль-Накира.
Это означало партизанские лагеря, отвратительные поступки и убийства по малейшему поводу или даже вовсе без видимой причины. Все это следовало перенести в надежде на то, что все эти мерзости продвигают его к миру, единству и возрождению страны.
Подобная перспектива одновременно угнетала и восхищала его.
Он снова попытался поднять корону. На сей раз она оторвалась от подушки с легкостью комка хлопковой ваты.
– Она ему подходит! – взвизгнул дитя-дьяволенок и пустился в дикую пляску.
Гарун возложил корону себе на голову. Вначале она придавила его так сильно, что он едва устоял на ногах. Но через мгновение корона стала не тяжелее серебряной ленты, а ещё через миг тяжесть вообще исчезла, и лишь в его мыслях остался груз пока ещё не ясных ему самому обязательств.
– Теперь все те, кого волнуют дела Хаммад-аль-Накира – будь то враги или друзья, – знают, что Король Ильказара коронован! – провозгласил старик.
– Король-без-Трона, – тем же торжественным, но слегка издевательским тоном передразнил его дитя-дьяволенок. – Властелин-в-Тени.
Гарун ощутил, как весть о событии, весть о нем, вливается в десятки тысяч умов. Он почувствовал, как сердца Эль Мюрида и его военачальников заполыхали яростью и как возрадовались уже совсем отчаявшиеся командиры роялистов. И он ни разу не ощутил, что кто-то пытается оспорить его права.
Видение исчезло. Контакт прекратился.
– Ты отказался от Ашкериона, – сказал старик. – Берегись. Ни к кому не оборачивайся спиной. Прояви мудрость, избирая себе наследника. Сделай это до того, как соберешься покинуть эти пределы. В противном случае Корона погибнет вместе с тобой и снова исчезнет из людской памяти. И меня снова призовут из тьмы ожидать следующего Претендента.
Гарун посмотрел на древний бронзовый меч, протянул к нему руку, но тут же отдернул. Меч, словно почувствовав, что его отвергли окончательно, исчез. С расширенными от изумления глазами Гарун повернулся лицом к старцу.
Предполагаемый сын Этриана Мудрого тоже исчез. На халцедоновом троне остались лишь покрытые пылью кости.