Во всяком случае, Йеннифэр на это надеялась. Полыхнуло, громыхнул гром. Протяжно, раскатисто. Так, что задрожала земля. Град колотил по крышам и брусчатке, вокруг летали осколки разваливающихся градин.
Небо слегка пояснело. Пробившийся сквозь тучи луч солнца хлестнул город будто плеть. Из горла Трисс вырвался не то стон, не то всхлип.
Град все еще барабанил по брусчатке, покрывая ее толстым слоем ледяных шариков, сверкающих словно бриллианты. Но градины падали уже не так плотно и заметно медленнее. Йеннифэр поняла это по тому, как изменился звук ударов о магический щит. А потом град прекратился. Сразу. Как не бывало. На площадь ворвались вооруженные люди, захрустели по льду подковы. Толпа с ревом кинулась бежать, подхлестываемая нагайками, избиваемая древками пик и обрушивающимися плашмя мечами.
– Браво, Трисс, – прохрипела Йеннифэр. – Не знаю, что это было... но получилось у тебя здорово.
– Было что защищать, – прохрипела Трисс Меригольд, Героиня с Холма.
– Защищать всегда есть что. Бежим, Трисс. Пожалуй, это еще не конец.
***
Однако это уже был конец. Град, обрушенный чародейками на город, остудил горячие головы. Остудил настолько, что армия отважилась ударить и навести порядок. До того солдаты робели. Они знали, чем грозит нападение на озверевшую чернь, на опоенную кровью и убийством толпу, не боящуюся ничего и не отступающую ни перед чем. Однако вмешательство неукротимой стихии усмирило чудовищную стоглавую гидру, а армия доделала остальное.
Град нанес городу ужасный урон. И вот уже тот человек, который только что убил краснолюдскую женщину, а голову ее ребенка размозжил о стену, теперь всхлипывал, теперь рыдал, теперь глотал слезы и сопли, видя то, что осталось от крыши его дома.
В Ривии воцарились мир и покой. Если б не почти двести изуродованных трупов и несколько сожженных домов, можно было бы сказать, что ничего не случилось. В районе Вязова, у самого озера Лок Эскалотт, над которым небо расцветилось изумительной дугой радуги, плакучие ивы картинно отражались в гладкой словно зеркало поверхности вод. Пели птицы, пахло влажными листьями. Все здесь выглядело вполне идиллически.
Даже лежащий в луже крови ведьмак, над которым, стоя на коленях, склонилась Цири.
***
Белый как мел Геральт был без сознания и лежал неподвижно, но, когда они остановились рядом, он начал кашлять, хрипеть, отплевываться кровью. Его стало трясти и он принялся дрожать так, что Цири не могла удержать его. Йеннифэр опустилась рядом. Трисс видела, что у нее трясутся руки. Она сама почувствовала себя слабым ребенком, у нее вдруг потемнело в глазах. Кто-то поддержал ее, не дал упасть. Она узнала Лютика.
– Это на него совсем не действует, – услышала она полный отчаяния голос Цири. – Твоя магия его вообще не лечит, Йеннифэр.
– Мы пришли... – Йеннифэр с трудом шевелила губами. – Мы пришли слишком поздно.
– Твоя магия не действует, – повторила Цири, словно не слыша. – Грош ей цена, всей твоей магии.
"Ты права, Цири, – подумала Трисс, чувствуя, как у нее перехватывает горло. – Мы умеем вызывать градобой, но не умеем отгонять смерть. Хотя, казалось бы, второе сделать легче".
– Мы послали за медиком, – хрипло сказал стоявший рядом с Лютиком краснолюд. – Но его что-то не видать...
– Поздно звать медика, – сказала Трисс, сама удивляясь спокойствию собственного голоса. – Он умирает.
Геральт снова вздрогнул, выплюнул кровь, напружинился и замер. Лютик, поддерживающий Трисс, отчаянно вздохнул, краснолюд начал ругаться. Йеннифэр застонала, лицо у нее вдруг изменилось, сморщилось и стало ужасно некрасивым.
– Нет зрелища более жалкого, чем плачущая чародейка, – резко бросила Цири. – Ты сама учила меня этому. Но сейчас ты жалка по-настоящему, Йеннифэр. Ты и твоя магия, которая ни на что не годится.
Йеннифэр не ответила. Она обеими руками держала бессильную, выскальзывающую из рук голову Геральта, ломким голосом повторяя заклинания. По ее ладоням, по щекам, по лбу ведьмака плясали синие огоньки и потрескивали искорки. Трисс знала, какой энергии требуют такие заклинания. Знала также, что эти заклинания здесь не помогут. Она была более чем уверена, что ничего не дали бы даже заклинания специализировавшихся на этом целительниц. Было слишком поздно. Чары Йеннифэр только изнуряли ее. Трисс даже удивлялась, что черноволосая чародейка так долго это выдерживает.
Она перестала удивляться, когда Йеннифэр умолкла на середине очередной магической формулы и опустилась на брусчатку рядом с ведьмаком.
Один из краснолюдов снова выругался. Другой стоял, опустив голову. Лютик, все еще поддерживающий Трисс, хлюпал носом.
Вдруг резко потемнело. Поверхность озера задымилась, словно ведьмин котел, затянулась испарениями. Туман прибывал, клубился над водой, волнами наползал на берег, окутывая все густой белой млечностью, в которой затихали и умирали звуки, исчезали контуры, расплывались формы.
– А я, – медленно сказала Цири, так и не вставая с окровавленной брусчатки, – когда-то отказалась от своей Силы. Если б не отказалась, я бы сейчас его оберегала. Вылечила бы его, я знаю. Но – слишком поздно. Я отказалась и теперь ничего не могу сделать. Все получается так, будто именно я его убила.
Тишину разорвало сначала громкое ржание Кэльпи. Потом глухое восклицание Лютика. Все остолбенели.
***
Из тумана возник белый единорог. Он бежал легко, воздушно, бесшумно, изящно неся свою красивую голову. В этом-то как раз не было ничего необычного, все знали легенды, а те были едины в том, что единороги бегают легко, воздушно и бесшумно, а головы держат с только им присущим изяществом. Если что-то и было странно, так лишь то, что единорог бежал по озерной глади, а гладь даже не морщинилась.
Лютик икнул, на этот раз от изумления. Трисс почувствовала, как ее охватывает эйфория возбуждения.
Единорог зацокал копытцами по брусчатке бульвара. Тряхнул гривой. Заржал протяжно, мелодично.
– Иуарраквакс, – сказала Цири. – Я так надеялась, что ты придешь.
Единорог подошел ближе, заржал снова, скребнул копытом, сильно ударил по брусчатке. Наклонил голову. Торчащий из его выпуклого лба рог неожиданно запылал резким светом, блеском, который на мгновение развеял туман.
Цири коснулась рога.
Трисс глухо вскрикнула, видя, как глаза девушки разгораются млечным пламенем, как ее охватывает огненный ореол. Цири не слышала ее, она не слышала никого. Одной рукой она держалась за рог Иуарраквакса, другую направила на неподвижного ведьмака. Из ее пальцев заструилась лента мерцающего, горящего как лава света.
***
Никто не мог сказать, как долго это продолжалось. Потому что все это было нереально. Как сон.
***
Единорог, почти растворяясь в густеющем тумане, заржал, ударил копытом, несколько раз мотнул головой, словно указывая на что-то рогом. Трисс взглянула. Под балдахином свисающих над озером ивовых ветвей она увидела в воде темную тень. Лодку.
Единорог указал рогом снова. И начал быстро таять в тумане.
– Кэльпи, – сказала Цири. – Иди с ним.
Кэльпи захрапела. Задергала головой. Послушно пошла за единорогом. Подковы несколько мгновений звенели по брусчатке. Потом звук резко оборвался. Так, словно кобыла улетела, исчезла, дематериализовалась.
Лодка стояла у самого берега. В те мгновения, когда туман развеивался, Трисс четко видела ее. Это была примитивная плоскодонка, неуклюжая и угловатая, словно огромная колода для свиней.
– Помогите мне, – сказала Цири. Голос был уверенный и решительный.
Вначале никто не понимал, о чем она говорит, какой помощи ждет. Первым сообразил Лютик. Может, потому, что знал эту легенду, когда-то читал одну из ее поэтизированные версий. Он поднял на руки все еще находящуюся без сознания Йеннифэр. И удивился, какая она маленькая и легкая. Он поклялся бы, что кто-то помогает ему нести чародейку. Он поклялся бы, что чувствует рядом со своей рукой плечо Кагыра. Уголком глаза он поймал промельк светлой косы Мильвы. Когда укладывал чародейку в лодку, мог бы поклясться, что видел поддерживающую борт руку Ангулемы.
Краснолюды подняли ведьмака, им помогала Трисс, поддерживая ему голову. Ярпен Зигрин даже заморгал, потому что несколько мгновений видел обоих братьев Дальбергов. Золтан Хивай поклялся бы, что укладывать ведьмака в лодку ему помогал Калеб Страттон. Трисс Меригольд голову дала бы на отсечение, что чувствует аромат духов Нейд по прозвищу Коралл. И на протяжении нескольких ударов сердца видела в толще испарений желто-зеленые глаза Койона из Каэр Морхена.
Вот такие штучки проделывал с органами чувств туман, плотный туман над озером Эскалот.
– Готово, Цири, – глухо сказала чародейка. – Твоя лодка ждет.
Цири откинула волосы со лба, хлюпнула носом.
– Извинись перед дамами из Монтекальво, Трисс, – сказала она. – Но иначе быть не может. Я не могу остаться здесь, если Геральт и Йеннифэр уходят. Попросту не могу. Дамы из Ложи должны это понять.