– Это уже другое дело, – сказал я.
– Кроме того, в случае вашего невозвращения в течение трех месяцев семьдесят пять процентов стоимости обратного билета будут возвращены вашим наследникам.
– Ну это совсем хорошо, – заметил я. – Правда, у меня все равно таких денег в наличии не имеется, но я очень надеюсь, что мне поможет херр…
– Миттельбрехенмахер, – подсказала фройляйн Глобке.
Вот люди! Почему они всегда лезут со своими подсказками? Неужели эта фройляйн думает, что я без нее не мог бы вспомнить фамилию своего лучшего друга?
Три миллиона за репортаж
Конечно, на Руди я рассчитывал совершенно напрасно. Когда я позвонил ему из автомата, он сказал, что с удовольствием одолжил бы мне необходимую сумму, но, к его великому сожалению, он сам сейчас испытывает некоторые финансовые затруднения. Дело в том, что последние шесть миллионов он потратил на двух вывезенных из Саудовской Аравии жеребцов, один из которых как раз вчера сломал ногу. Так что три миллиона тю-тю.
Как я потом узнал, вся эта история про сломанную ногу была чистым враньем. Руди просто побоялся одолжить мне деньги. Миллионеры, как я заметил, вообще люди прижимистые.
Домой я вернулся отчасти расстроенный, отчасти успокоенный. Не получилось – значит, не получилось Не судьба. Может, так и лучше. В конце концов, мне уже сорок лет, возраст, достигнув которого от авантюр пора по возможности уклоняться.
Что касается моей жены, то она таким развитием событий была, как я заметил, очень даже довольна. Потому что я, какой ни на есть, а все-таки муж. И если я где-нибудь в отдаленном этом будущем почему-то застряну, то еще неизвестно, найдет она себе другого такого же или нет.
Жена настолько расчувствовалась, что за ужином даже предложила мне выпить, чего обычно не делает. Я, понятно, долго упрашивать себя не заставил. Первую рюмку я выпил с женой, вторую и третью – когда она вышла к телефону, а четвертую опять с ней.
– Да, – сказал я, – а все-таки жаль, что не получилось. Очень хотелось бы посмотреть.
Что там смотреть? Ты думаешь, там за это время что-нибудь изменится?
– За шестьдесят-то лет? – спросил я. – Неужели ты думаешь, что за шестьдесят лет ничего не произойдет?
Тогда она мне напомнила рассказ нашего соседа, который недавно умер. Когда– то он сюда приехал из России с семьей и не хотел распаковывать чемоданы.
– Скоро большевиков прогонят, – говорил он, – и нам придется ехать обратно. Зачем же делать двойную работу: распаковываться и опять паковаться?
Опять зазвонил телефон. Как только жена вышла, я тут же хлопнул еще одну рюмку водки, но не успел наполнить вторую – жена вернулась.
– Тебя какой-то американец, – сказала она.
Американец оказался корреспондентом журнала Нью Таймс. Он спросил, не могу ли я его принять завтра по срочному делу. На мой вопрос, что еще за срочные дела, он ответил, что это не телефонный разговор. (А еще говорят, что только в Советском Союзе люди боятся говорить по телефону.)
– Хорошо, – сказал я, – приезжайте, только не раньше десяти. Я долго работаю и поздно встаю.
– О'кей, – сказал он и повесил трубку.
Вот говорят, американцы развязные. Я этого не нахожу. Большинство из всех встреченных мною в жизни американцев воспитаны, деликатны, скромно, но опрятно одеты и очень приветливы. Конечно, они иногда кладут ноги на стол, но меня лично это совсем не шокирует. Они расслабляются, или, как они сами говорят, релаксируют. Ну и правильно. Релаксировать полезно для здоровья. А рефлексировать, как это делаем мы, вредно. Я тоже иногда кладу ноги на стол, но никакого релакса не получается, мы к нему не приучены.
На другое утро ровно в десять в дверь позвонили. Открыв дверь, я увидел высокого стройного человека в голубоватом костюме с темными, зачесанными на косой пробор волосами.
– Господин Мак…? – начал я, забыв продолжение его ирландской фамилии.
– Зовите меня просто Джон, сказал он и улыбнулся.
Я пригласил его в гостиную и предложил кофе.
– Виталий, сказал он, – у меня к вам большая просьба. Вы выслушаете мое предложение, а потом, независимо от того, примете его или нет, о нашем разговоре не будете никому сказать.
– Вы из ЦРУ? – спросил я.
– Нет, что вы! Я из Нью Таймс, как и сказал. Но все-таки мне бы хотелось…
– Хотите, чтобы я поклялся на Библии?
– Это не есть обязательно, – улыбнулся он. – Мне достаточно вашего слова. Я слышал, что вы собираетесь идти в Советский Союз две тысячи какого-то года.
– Как вы узнали? – удивился я. – Я ведь об этом никому не рассказывал.
– Не беспокоивайтесь, я тоже не расскажу никому.
Вы можете рассказывать кому угодно, потому что я никуда не еду. Билет в два конца стоит…
Я все знаю, – перебил он. Но если дело только в цене билета, наша фирма все расходы берет на себя.
– Все расходы? переспросил я недоверчиво. Четыре с лишним миллиона марок? Да это почти два миллиона долларов.
И еще миллион вы получите в виде гонорара за подробный репортаж о вашей поездке.
Три миллиона долларов за какой-то репортаж?
Он усмехнулся.
– Виталий, вы, я вижу, еще не совсем освоились на Западе. Это не какой– нибудь репортаж. Это сенсация века. Или даже двух веков. Возможно, она стоит дороже, но наше финансовое положение сейчас не на самом лучшем уровне.
Я обещал Джону подумать. Он оставил мне свою визитную карточку и, не допив кофе, ушел.
Разговор с чертом
Глубоко ошибается тот, кто думает, что на мое решение хоть сколько-нибудь повлияли бешеные деньги, которые у меня появилась возможность заработать. Не буду утверждать, что я к деньгам равнодушен, но могу сказать определенно, что только ради денег я никогда не рискнул бы ни одним своим волосом.
И пожалуй, я оставил бы просьбу Джона без удовлетворения, но тут проснулся во мне мой черт, который с тех пор, как в меня вселился, только о том и думает, как бы подбить меня на какую-нибудь авантюру. Иногда он перегибает палку, и тогда я давлю его в себе без малейшей жалости Он затихает и некоторое время не подает никаких признаков жизни. В эти периоды я веду себя почти идеально: воздерживаюсь от питья и курения, дорогу перехожу только на зеленый свет, веду машину, подчиняясь всем дорожным знакам, а заработанные деньги отдаю жене до копейки. В такие дни все знающие меня не могут нарадоваться. Одет с иголочки, умыт, выбрит, подстрижен и к тому же исключительно со всеми любезен.
Но наступает время, черт пробуждается и начинает нудить:
– Ну что ты встаешь? Еще рано, обед еще не готов, можешь поспать. Спешить некуда, все равно когда-то помрешь. Умываться сегодня не нужно, ты это делал вчера. Полежи, покури, наполни легкие дымом. Вон они, твои сигареты, на тумбочке.
Черт мой такой настойчивый, я не всегда могу перед ним устоять.
Я вытряхнул из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся.
Браво! – воскликнул черт. – Рак – лучшее средство против курильщиков.
Это его любимое изречение
– Дурак! – сказал я ему. – Тебе надо не во мне сидеть, а работать в обществе по борьбе с курением.
Затягиваясь дымом Мальборо, я стал думать о предложении Джона.
Предложение было заманчиво, но все-таки, пожалуй, не для меня. Куда я поеду? Что меня там ждет, в этом далеком будущем? Может быть, какие-то ужасные передряги. А я ведь не мальчик. Я солидный семейный человек, мне вот-вот (неужели правда?) стукнет сорок. Пора успокоиться и остепениться. Избегать излишних волнений, стрессовых ситуаций и сквозняков. Надеть халат, заварить некрепкий чай, ну в крайнем случае выкурить трубку и сидеть себе за письменным столом, сочиняя какой-нибудь роман с плавно разворачивающимся сюжетом.
Из всех человеческих пороков самым отвратительным является благоразумие, – сказал черт.
Пошел вон! – сказал я. – Не суйся не в свое дело. Ты мне надоел.
– Ты мне тоже, – сказал черт. – Особенно в такие минуты, когда ты становишься добродетельным. Слушай, слушай, – зашептал он, – ты же хорошо знаешь, что благоразумие неблагоразумно. Сегодня ты боишься простудиться, а завтра на тебя кирпич упал, и тогда какая разница, был ты простужен или нет? Ну что ты колеблешься? Тебе такая удача выпадает, воспользуйся! Поедем посмотрим, что там ваши коммунисты навыдумывали за шестьдесят лет.
– А ты любишь коммунистов? – спросил я насмешливо.
– Ну а как же! – закричал черт. – Как же их не любить? Они ведь тоже вроде чертей, всегда что-нибудь веселое придумают. Слушай, ну давай поедем, я тебя очень прошу.
Ладно, сказал я. Допустим, я поеду. Но это будет последняя авантюра, в которую ты меня втравливаешь.
Прекрасно! зааплодировал черт. – Замечательно! Вполне даже возможно, что она будет последняя.
– Идиотина! – сказал я ему. – Чему радуешься? Если со мной что-нибудь случится, что ты без меня будешь делать?
– Да-да, – сказал черт печально. – Признаюсь, мне тебя будет ужасно не хватать. Но, честно говоря, я бы предпочел тебя видеть мертвым, чем благоразумным.