Хозяин дома, выбежавший встречать дорогого гостя в своей лучшей каракулевой папахе, ненавидел русских ничуть не меньше. Звали его Халик Ардан. В домашнем халате и тапках на босу ногу он совсем не напоминал того грозного Халика-Орла, который четверть века назад воевал с советскими солдатами на своей земле. Однако, присмотревшись к его лицу, любой наблюдатель сразу понимал, что видит перед собой человека незаурядного, решительного, вспыльчивого, отважного. Очертания его носа напоминали кривой разбойничий кинжал, глаза поблескивали в тени сросшихся бровей, как постоянно тлеющие угольки, а длинные боковые клыки придавали ему что-то звериное, хищное. Ардан уже начал седеть, но кудри, падающие на его высокий загорелый лоб, все еще были смоляными и тугими, как пружины.
По происхождению он принадлежал к самому многочисленному племени афгани, как именуют их на Востоке, или пуштунов, как называют себя они сами. Что касается Ардана, то он ненавидел иноверцев почти столь же лютой ненавистью, как и русских. При этом нельзя не отдать должное таким чертам его характера, как смелость, гордость и свободолюбие, позволившие ему стать одним из самых уважаемых полевых командиров, под началом которого находилось до трех сотен боевиков. Был он также строгим, но любящим отцом, добрым мужем и надежным другом. Это каким-то образом сочеталось в характере Ардана со звериной жестокостью, проявляемой не только к врагам на полях сражений, но и к безоружным пленным.
В полной мере она проявилась осенью 1985-го, когда его банда атаковала разведвзвод советского мотострелкового полка, отправленного командованием в Марайское ущелье.
За три дня до этого он со своими воинами сжег в ущелье целую колонну «КамАЗов», везших в Кандагар бензин, солярку и авиационный керосин. Топливозаправщиков было двадцать штук, в охранении одна БРДМ – бронированная разведывательно-дозорная машина и две боевые машины пехоты. Боевики Ардана называли их «черепахами», а «наливники» – «зажигалками», потому что первые часто демонстрировали неповоротливость в горной местности, а вторые вспыхивали факелами от выстрелов гранатометов. В кузове последнего «КамАЗа» находилась зенитная установка «ЗУ-23—2», а замыкала колонну машина техпомощи, чтобы можно было кого-то подремонтировать или взять на буксир.
Короче говоря, все это хозяйство было взорвано в результате интенсивного гранатометного и минометного обстрела. В нападении участвовал старший сын Ардана, которого в ходе скоротечного боя сразила пуля советского пулеметчика, пробившая ему грудь навылет.
Предав сына земле, окаменевший от горя, Ардан не увел отряд подальше, чтобы переждать, пока русские вертолеты размолотят все живое в округе, а приказал людям прятаться в пещерах и каменных щелях. Здесь-то и попал в засаду разведвзвод.
В ходе ожесточенного боя Ардан потерял половину своего отряда, но взвод был частично уничтожен, частично взят в плен. Когда пленников, избитых, истерзанных и окровавленных, привезли в лагерь, он долго прохаживался перед ними, якобы задавая вопросы, а на самом деле наслаждаясь предвкушением близкой мести. Эти скоты посмели отнять у него сына! Его надежду и опору, его плоть и кровь. За это они заслуживали самой жестокой кары, Аллах тому свидетель.
Жители кишлака Батан собрались на площади, наблюдая за происходящим. Мальчишки то и дело подбегали к русским, плюясь и швыряясь огрызками кукурузы, а взрослые хранили недоброе молчание, ожидая развязки. Ардану не терпелось ускорить эту развязку, но, вспоминая, какую ужасную потерю он перенес, заставлял себя продолжать допрос. С местью нельзя торопиться. Она должна свершаться медленно и неотвратимо, как все, что предначертано Аллахом.
Ардан выяснил, что командир взвода старший лейтенант с какой-то труднопроизносимой фамилией, недавно стал отцом, что сержант-пулеметчик ненавидит душманов и готов умереть за Родину и что трое солдат жалеют о том, что их послали в Афганистан, и очень хотят поскорее вернуться домой.
Допрос закончился, и по приказу Ардана со старшего лейтенанта стали сдирать кожу, ему посчастливилось скончаться на третьей минуте казни от болевого шока. Сержант сохранил достоинство и мужество, за что удостоился скупой похвалы Ардана. А потом его облили бензином и заживо сожгли.
Продемонстрировав солдатам казнь офицера и сержанта, Ардан велел поставить всех троих на колени, а сам вооружился ножом и зашел к ним за спину. Горла пленникам он резал легко, умело, даже играючи, как будто имел дело не с людьми, а с баранами. Впрочем, русские были для него значительно хуже баранов. Этих пятерых не похоронили, не бросили на съедение шакалам и стервятникам. По приказу Ардана останки пленников сложили в старые джутовые мешки и оставили на верхней дороге, по которой ездили русские. К ним прилагалась записка, состоявшая из одного-единственного арабского слова: КЫСАС, то есть «возмездие, наказание».
Ардан редко вспоминал ту давнюю войну, казненных русских, да и горе по убитому сыну давно притупилось, словно не было у него никогда стройного, быстроногого, как джейран, Хурама, отрады отцовских очей и сердца. Были новые войны, были другие пленные, и трупы, и реки крови. Время текло вперед, а цели и взгляды Халика Ардана постепенно, но необратимо менялись вместе с этим временем и окружающим миром.
Единственное, что осталось в нем неизменным, – это ненависть к России и ее гражданам, посмевшим вторгнуться на его родину с оружием в руках. Вот отчего Ардан так обрадовался визиту Мохаммада Джамхада. Это означало, что «кысас» будет продолжаться. А иного смысла жизни он для себя не нашел и не знал.
– Рад видеть вас, уважаемый господин Джамхад, – воскликнул Ардан, сбегая по ступеням в тенистый двор. – Устали, наверное, с дороги? Хотели бы вы сначала отдохнуть в самой прохладной из моих комнат или же предпочитаете перекусить с дороги?
Сходясь с Джамхадом, Ардан гостеприимно улыбался, слегка разведя руки в стороны. Суровый с врагами, он был неизменно вежлив с со-отечественниками, которых считал ровней себе или ставил выше. Для афганцев крайне важны хорошие манеры и правила поведения. Встречаясь с мужчинами, Ардан имел в запасе три варианта приветствия: поклон с последующим лобызанием руки, стандартное рукопожатие или объятия, сопровождающиеся взаимными поцелуями в щеки. Он решил ограничиться рукопожатием, чтобы не выглядеть подобострастным или фамильярным.
Задержав протянутую пятерню Ардана в своей, Джамхад слегка приобнял его и сказал:
– Прежде всего я хотел бы поговорить, дорогой мой. Разговор предстоит важный, крайне важный. Ты позвал Алима, как я просил?
– Да, уважаемый Джамхад. Мой племянник уже здесь. Ждет, когда ему выдастся случай поговорить с таким уважаемым человеком, как вы.
Губы Джамхада растянулись в улыбке:
– Тогда веди меня к нему, побеседуем в узком кругу, а уж потом отведаем твоего плова, шиншалла.
Последнее слово означало: «если Богу будет угодно», «дай Бог». Мохаммад Джамхад никогда не пропускал случая лишний раз продемонстрировать свою набожность.
Обмениваясь на ходу восточными любезностями, мужчины поднялись по ступеням и вошли на веранду, увитую виноградом и затененную кронами деревьев так, что здесь было прохладно в самый знойный день. Худая собачонка, повиляв хвостом, убралась в темный угол и принялась там остервенело щелкать зубами, выискивая блох.
Двоюродный племянник Ардана Алим Карани почтительно поднялся с подстилки и так же почтительно поклонился гостю. Глаза у него были маслянистые, обрамленные густыми, почти девичьими ресницами. Нос тонкий, с воинственной горбинкой, брови вразлет. В отличие от старших мужчин он не носил бороды, ограничившись усами, которые наряду с крупными белыми зубами делали его похожим на известного солиста популярной западной рок-группы. Алиму было известно об этом сходстве, потому что большую часть жизни он провел не на родине, а в далеком американском городе Ньюарк, штат Нью-Джерси, где никто не запрещал ему слушать музыку группы и ее покойного солиста. Он превосходно владел английским языком и знал, как правильно вести себя на Западе, что и сделало его кандидатуру столь привлекательной для представителей Талибана.
Афганская эмиграция отличается от всех прочих тем, что началась она лишь в конце прошлого века, причем афганцы покидали родину не в погоне за «длинным долларом», а спасая свои жизни и жизни своих детей от ужасов войны. Почин был положен королевской семьей, сбежавшей в Европу после дворцового переворота 1975 года. За ней последовали аристократы, интеллигенция, духовенство и коммерсанты, а уж потом начался массовый исход, в результате которого население страны уменьшилось на пять миллионов человек.
Семейство Карани, относящееся к торговому сословию, осело сначала в Дании, а потом перебралось за океан, в Соединенные Штаты, где имелось несколько больших и сплоченных диаспор, всеми силами сохраняющих свою самобытность, нравы и обычаи.