И наверное, чтоб заткнуть меня окончательно, его губы, жёсткие и сухие, впиваются в мои, а язык такой, как и был, обычный, впускаю и не могу удержать короткого стона, я совсем забыл, как уносит от его поцелуев, а дальше - дальше случается совсем дикое что-то.
Дикое, не ласковое, без намёка на нежность, безжалостное до синяков.
Без слов, какие слова, если мы вжались, сплелись, сцепились, отбираем друг у друга редкие рваные вдохи. Не знаю, кто из нас издаёт бессмысленные хриплые звуки, больше подходящие зверю, может, я - горячий рот всасывает кожу на шее, а я тоже хочу, безумно хочу вспомнить его вкус... может, он - когда я перехватываю его руки и всё же дотягиваюсь.... не время разбирать, я желаю всего сразу, взахлёб, всего его, и всё для него, захватить, сдаться, одновременно.
Всего сразу мне не достаётся. Сдерживаться нет сил, и мне хватает его рук и остро жалящего рта.
- М-да, - потом говорит Снейп, выровняв дыхание, и прислоняется щекой к моему лбу. Или это я в него упираюсь.
Между нами мокро, кажется, везде, ему тоже хватило, край стола врезается в поясницу, чёрная мантия запуталась где-то в ногах, губы распухли, а шею жжёт.
С цепи сорвались. Мы - сорвались с цепи.
Он ладонью размазывает капли по моему забрызганному животу и усмехается:
- Как мальчишка. От поцелуев.
Вытираю его руку своей футболкой, говорю:
- А сам?!
- А я о себе. Ты мальчишка и есть.
Совсем легко касается губ, чуть отклоняется и обозревает мой дикий раздёрганный вид. А у него рубашка болтается на запястьях, пряжка ремня свисает до пола, багровый след чуть выше правого соска и ещё один, на ключице.
Трогаю ключицу кончиком пальца:
- Прости, - говорю, совсем не чувствуя вины. - Я соскучился. Очень.
- В Хогвартсе, хвала Мерлину, топлесс не в ходу, - говорит Снейп и ухмыляется. - А вот тебе, боюсь, придётся вспомнить о запасах гриффиндорских шарфов. Только сначала трансфигурируй их во что-то более пристойное, будь добр.
- Более пристойное - это какое? зелёное?
- И с серебром, - невозмутимо отвечает Снейп.
Пытается отступить, но его мантия связала наши ноги не хуже верёвок, и Снейп рассматривает её озадаченно, а потом, будто озарение поймал, спрашивает:
- А палочка? Твоя где?
- А, - говорю, - точно. Мы же эти... маги, вот.
Он поджимает ехидно губы, это чтобы не смеяться, я знаю, но я смеюсь, и он не выдерживает, и вообще, мы, кажется, раньше никогда вместе не смеялись.
А уже когда всё чисто и прилично, не придраться, и даже пуговицы вернулись на свои места, повисает тишина, и чтобы её спугнуть, спрашиваю:
- Ты не уйдёшь?
Снейп качает головой:
- Не сейчас.
Киваю, говорю:
- Ладно.
Иду в крошечный закуток, изображающий в моём флигеле кухню.
Иду вроде бы варить кофе, даже достаю пакет с зёрнами и сыплю их в кофемолку. Не знаю, зачем, кофе я не хочу, и Снейпа не спрашивал. И вообще не знаю, что делать, мне всё время кажется, что вот-вот настанет это самое «не сейчас». Вот вернусь, а Снейпа нет.
Или того хуже - и не было.
На этой мысли меня клинит.
И вместо того, чтобы позвать или взглянуть, стою, как идиот, с одной чашкой и думаю, брать вторую или это я просто, когда упал, ударился головой и бредил.
- Поттер?
Вздрагиваю.
- Репаро, - говорит Снейп осколкам.
Спасённая чашка взлетает на полку, а Снейп аккуратно отодвигает меня в сторону и варит кофе сам. Это правильно, тот, что готовлю я, хорош только для убийства утренней сонной одури, но никак не для угощения.
- А коньяку нет, - говорю зачем-то.
- Какая трагедия, - фыркает Снейп. - Если бы я шёл к тебе выпить, принёс бы с собой.
- А зачем ты ко мне шёл?
Да, Северус, я тупой, непроходимо и окончательно, скажи мне, ладно?
Снейп сосредоточенно наливает из джезвы кофе, тёмный, ароматный, горький... рассматривает полные чашки, будто это диковинка, а не обычный белый фаянс, после так же сосредоточенно и молча левитирует их на маленький столик у камина, садится с чашкой на диван и теперь, конечно же, интересуется только её содержимым.
Я уже думаю, что не дождусь, или что он не услышал, стою, подпираю стену, и просто смотрю на него, так тоже хорошо.
А Снейп вдруг отправляет нетронутый кофе назад, на столик, и говорит, кажется, раздражаясь всё больше с каждой фразой:
- Поттер, каких ещё признаний тебе не хватает? Да, я хотел убедиться, что ты не встрянешь по недомыслию туда, где тебя прожуют и не поперхнутся, да, мне нужно было знать, что у тебя всё в порядке, и если ты сейчас спросишь, зачем мне это было нужно, я наложу на тебя Силенцио до завтрашнего утра. Рассчитывал ли я на такой итог? Нет, поскольку не считал возможным, и рад, что ошибся. Что ещё ты от меня хочешь? Чтобы я расписал в красках, как всё это время сожалел, что отпустил тебя?
- А ты сожалел? - спрашиваю, поражаясь его внезапному объяснению и стараясь сосредоточиться на разговоре, а не впасть в ступор от услышанного.
- Ни единой минуты. Во-первых, Поттер, я не собирался день за днём наблюдать, как к тебе возвращаются истинные чувства. Любая выдержка, знаешь ли, имеет предел. А кроме того, я полагал, что у твоих друзей хватит ума вцепиться в тебя репейником и изо всех сил возвращать к нормальной жизни. По моим подсчётам, к февралю ты бы и думать уже забыл о зельеварении и зельеварах, и Грейнджер радостно сосватала бы тебе кого-нибудь неравнодушного к героям. Она-то как тебя отпустила?
- Я не ребёнок, чтоб меня не отпускать.
- Не ребёнок... - издевательски тянет Снейп. А затем спрашивает: - Поттер, возможно, ты прекратишь наконец стоять там и подойдёшь ближе? Соцветия трифинума потерпят ещё какое-то время?
Кажется, я краснею, но подхожу, только говорю:
- Признайся, ты про те полчаса выдумал.
- Вовсе нет, - отвечает Снейп и тянет меня к себе.
- Нет? - говорю, подчиняясь.
- Нет, - повторяет он и спрашивает: - А у тебя действительно там трифинум в жёлчи киснет?
- Ага, - говорю. - Правда, когда ты пришёл, я его как раз поставил, только отмыться успел.
- Лгун, - говорит он.
А я больше ничего не говорю. Потому что Снейп задирает на мне футболку и ведёт ладонью вокруг пупка, а оттуда - к горлу. А потом повторяет губами...
Так погибает вторая половина дня и уже окончательно - трифинум в лаборатории.
За окном сумерки, в комнате тоже, диван узкий, мне хватало и такого, зато можно провалиться в дрёму, зная, что Снейп точно здесь, проснуться и обнаружить, что упираюсь носом в ямку меж ключиц, что он обнимает меня, гладит по спине, как кошку, а моя нога застряла где-то в его острых коленях.
Нарушать долгую сонную тишину кажется кощунством, но кто-то чересчур беспокойный внутри так и дёргает за язык.
- Северус... И что теперь?
Я знаю, что нужно мне.
А ему?
И знаю, что он меня понял сейчас. Понял, но не отвечает, тихонько водит кончиками пальцев по моим рёбрам, говорит:
- Тебя здесь не кормят, видимо...
- Ммм, - отвечаю. - Я сам себя кормлю... Северус! Я спросил!
- Ты спросил. Я не знаю.
- Не знаешь.
Что там с моим лицом творится, неизвестно, но это точно не для показа. А Снейп, как нарочно, всё, конечно же, видит.
- Поттер, прекрати. Однажды я уже решил за нас обоих. Вышло не слишком хорошо.
- Мягко сказано.
- Возможно.
- Возможно?!
- Ну хорошо, Поттер, хорошо, я ошибся, я это признал. Поэтому теперь твоя очередь.
- Ошибаться?
- Решать. Подумай сам, чего ты хочешь, Хэрри. Для нас.
- А... А... Я?! - что-то у меня все мозги вынесло.
А он ещё и прихватывает зубами моё ухо. Змей.
А потом говорит туда же, в ухо, тем своим голосом, от которого у студентов случается нервный тик:
- Только пока ты не взорвался от ложного чувства вседозволенности, хочу напомнить: я ценю свою работу, тишину и уединение, я самый мрачный преподаватель Хогвартса, и я на самом деле такой. Кроме того, я терпеть не могу Уизли, и вообще людей не люблю. Тот факт, что к тебе я отношусь иначе, не означает, что может измениться и всё остальное. Это понятно, Поттер?
Как будто я сам не знаю.
Как будто я не понял уже, что колючек и яда у меня будет сколько угодно, а если и ждать объяснений в любви, то именно вот таких. По-снейповски.
Как будто мне нужно другое.
- А как же, - улыбаюсь и устраиваюсь поудобнее, стукнув его пяткой по ноге, не нарочно, честное слово. - Мог бы просто спросить, помню ли я, что ты - Северус Снейп.
Конец