– Извини, нет, – твердо сказал старший лейтенант. – Не люблю в чужом пиру похмелья, капитан.
Старик стоял в подъезде и, перехватывая авоську из руки в руку, пытался открыть почтовый ящик. Давалось это ему нелегко, но он наконец-таки попал ключом в замок, откинул крышку и вытащил из ящика газеты. При этом на ступеньку лестницы упала открытка. Покряхтев, старик поднял ее и, вскинув на лоб очки, принялся читать, медленно шевеля губами:
– Дорогой друг! Наши отцы погибли в одном бою. Если хочешь почтить их память, приезжай шестого марта, в годовщину боя, на станцию Подбедня…
И пока старик читал открытку, возник стук доброй сотни пар сапог об утоптанную землю казарменного плаца и послышался рыкающий голос старшины:
– Рраз-два-трри! Рраз-два-трри! Рраз!.. Левое плечо вперед… маррш! Ррота, ножку!..
Рота курсантов военного училища военного времени вытягивалась на плац. Восемьдесят шесть пар новеньких кирзачей старательно выколачивали пыль из притоптанной земли. Роту вел кряжистый старшина-сверхсрочник, подавая команды с обычным для училищных старшин удваиванием рычащих звуков:
– Ррота… стой! Напрра-во! Подрравняйсь! Смиррна! Стоять вольно!
Рота стояла посреди пыльного плаца, повернувшись фронтом к накрытому красной скатертью столу, на котором стопками были сложены офицерские погоны зеленого фронтового цвета.
Кабинет начальника училища выходил окнами на плац. Возле открытого окна стоял сам начальник, старый полковник с седыми игольчатыми бровями, и рядом с ним – крутощекий улыбающийся майор, в рюмочку перетянутый портупеей, с медалями на щегольски отутюженной гимнастерке.
– Орлы, товарищ полковник! – Майора прямо-таки распирало от радости. – Орелики! До чего же мне, товарищ полковник, повезло: без волокиты, без ожиданий получаю у вас целый курс лейтенантов. Восемьдесят шесть душ. Аж на три души больше, чем фронт заказывал!
Начальник училища подвигал бровями и хмуро покосился на развеселившегося майора.
– Ваши ребята в младших лейтенантах не засидятся, – распинался тот. – Кроме того, через месяц каждому гарантирую орден.
– А жизнь? – скучно спросил полковник.
– Война, товарищ полковник, – развел руками майор. – Либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
Полковник вздохнул:
– Относительно голов вы правильно высказались, майор. Исключительно правильно.
Майор хотел было обидеться, но передумал и снова несокрушимо заулыбался:
– Эх, жаль, оркестра у вас нет, товарищ полковник. Такой день! Ведь вот зачитаете вы сейчас приказ, и весь этот строй из курсантского превратится в офицерский. Какое мгновение! Надо бы оркестр. Личные поздравления каждому. Персональные рукопожатия. Чтобы запомнилось на всю жизнь.
– Жизнь, – повторил полковник и снова вздохнул: – Вы, майор, под словом «жизнь» понимаете завтрашний день плюс что-то бесконечно длинное. Не так ли?
– Так точно, – улыбнулся майор. – А вы, товарищ полковник?
– Гм, гм… – хмуро прокашлялся начальник училища. – Я этих мальчишек, майор, каждые четыре месяца выпускаю. Каждые четыре, трижды в год. Посему за словом «жизнь» вижу только их путь до фронта плюс еще несколько дней до первого боя. А там – как повезет. – Он одернул китель и двинулся к дверям. – Идемте на плац, майор. Пора.
– Товарищ полковник, – вдруг невероятно проникновенно сказал майор. – Уважьте личную блажь!
Полковник остановился, чуть поднял брови:
– Блажь?
– Так точно. Разрешите зачитать поименный список личного состава, – попросил майор. – Ведь моими хлопцы станут. Хочу к фамилиям привыкнуть.
– Сделайте милость, – пожал плечами полковник. – Можете заодно и приказ зачитать.
– Нет, приказ лучше вы. Чтобы звучнее. А я – только фамилии.
– Сделайте милость, – еще раз сказал полковник и вышел из кабинета.
Выпускная рота – восемьдесят шесть курсантских душ – замерла в строю, держа равнение на середину, где среди офицеров стоял начальник училища и будничным голосом заканчивал чтение приказа:
– …Всех поименованных ниже курсантов считать закончившими ускоренный курс пехотного училища с присвоением каждому поименованному воинского звания «младший лейтенант». Приказ подписал начальник Главного управления кадров Советской армии.
Полковник опустил руку с приказом и обвел глазами строй, вглядываясь в каждое лицо. А лица в подавляющем большинстве были мальчишескими и сейчас сияли от счастья.
Полковник пожевал губами, точно готовясь сказать нечто очень важное, но сказал скучно:
– Фамилии получивших офицерские звания сейчас будут зачитаны.
Начальник училища передал приказ розовощекому майору, и тот, встрепенувшись, бросил на роту почти восторгом сияющий взгляд.
– Прошу названных мною офицеров делать шаг вперед, – воодушевленно сказал он и, взглянув в список, вдруг заорал неестественным голосом:
– Младший лейтенант Анджапаридзе!
Мирно дремавшие в пыли воробьи, подняв невероятный галдеж, сорвались с плаца и закружились над строем.
– Младший лейтенант Бабаев! – продолжал орать майор. – Младший лейтенант Дулин!
Строй с трудом сдерживал смех.
– Чего он разорался? – негромко спросил рослый курсант, стоявший правофланговым.
– Отставить рразговоррчики, Прригуда! – не разжимая губ, грозно прорычал старшина.
– Младший лейтенант Зайченко! – с радостным восторгом продолжал тем временем кричать майор. – Младший лейтенант Иванов!
Пожилой подполковник, стоявший рядом с начальником училища, негромко сказал:
– Напрасно доверили, товарищ полковник. Сейчас они заржут, как лошади.
– Смех службе не помеха, – отозвался полковник, но в глазах его уже появилось некое веселое ожидание.
Строй еще держался, хотя лица восьмидесяти шести курсантов налились краской. Многие покусывали губы, чтобы не расхохотаться.
– Младший лейтенант Суслик! – с особенным щегольством прокричал майор.
По рядам прокатился смешок, но никто не сдвинулся с места.
– Младший лейтенант Суслик! – с еще большим восторгом выкрикнул майор. – Где младший лейтенант Суслик?
Старшина свирепо оглядел строй и беззвучно выругался.
– Лейтенант Суслик! – в третий раз воззвал майор, повысив в звании невесть куда пропавшего вчерашнего курсанта.
Стоявший в первой шеренге новоявленный младший лейтенант Суслин покраснел, надулся и, шагнув из строя, мрачно уточнил:
– Я – Суслин. Суслин. А не суслик.
– А у меня написано: Суслик, – взглянув в список, не сдавался майор. – Суслик.
– А я – Суслин. Сус-лин!
– Значит, это не вы.
– Значит, это не я, – согласился Игорь Суслин и вернулся в строй.
И тут всех словно прорвало. Строй разразился смехом. С молодым злорадным удовольствием хохотали уже объявленные и еще не объявленные младшие лейтенанты. Смеялись офицеры училища. Даже суровый полковник позволил себе усмехнуться.
– Отставить смех! – побагровев, кричал старшина, сам изнемогая от чудом сдерживаемого хохота. – Пррек-рра-тить!.. Смир-рно!
Но строй хохотал, не в силах совладать с приступом хохота. Хрюкали, всхлипывали, охали и ахали, заражаясь весельем друг от друга и рождая то, что принято называть хохотом гомерическим.
Не смеялись только двое. Растерянный, начинающий злиться краснощекий майор и Игорь Суслин. Обиженный и насупленный.
– Па… вагонам!.. – пропел розовощекий майор.
Толпа младших лейтенантов, скрипя новенькими портупеями, ремнями и кобурами, побежала садиться в теплушки воинского эшелона, поданного на первый путь. И только Игорь Суслин огорченно стоял в стороне.
Мимо обиженного Суслина пробежал рослый Пригуда: постоянный правофланговый их училищных построений. Весело хлопнув расстроенного товарища по плечу, сказал, не скрывая распиравшего его счастья:
– Прощай, Игорек. Служи и не тужи. Сейчас не попал на фронт, в другой раз пофартит!
И побежал. Потом вдруг остановился, вернулся и протянул Игорю потрепанный командирский планшет:
– Держи на память. Мне на фронте другой дадут. Счастливо!
И убежал, радостно топая сапогами. Улучив момент, Игорь подошел к румяному майору. Не так чтобы очень уж решительно, но упрямо:
– Разрешите, товарищ майор, обратиться с личной просьбой? – он старался держаться уверенно. – Младший лейтенант Суслин. Начальник училища позволил обратиться непосредственно к вам.
– Ну, что еще у вас? – неприветливо буркнул майор, глядя мимо Игоря.
– Возьмите меня, товарищ майор, – умоляюще начал он. – Вы же всех взяли, а меня почему-то оставили. Одного.
– Сказал – не возьму, значит, не возьму, – отрезал майор. – Мне восьмидесяти пяти позарез хватит. Ясно?
– Почему же именно меня не взяли? – унылым голосом спросил Суслин.
– Потому что вы недисциплинированны, Суслин, – с категоричностью, не допускающей возражений, сказал майор. – На фронте с такими, как вы, одна маята. Скисаете сразу и обижаетесь, как маленькие дети.