Абраксас_человек3
Ты протянешь мне руку и скажешь – держисьЗа меня – здесь скользко, скажешь – на крышеНадо вдвоём – для того и жизнь,Чтобы вдвоём. Для того, чтобы выше
Идти – опираясь на руку, наПлечо. Ты мне скажешь – скользко,Ты не спросишь, а скажешь – наВот рука моя. Я же – в воске
Вся – в каплях – вся из свечейНе отвечу, а ухвачусь так жадно…Нет, человек – он не ничей.Он – человека. И это – главное.
Если не смотришь никуда, а просто мимо – есть вероятность, что ты попадёшь. Есть вероятность, что ты увидишь всё сразу – увидишь всё ужасающее и в то же время – прекрасное зрелище. Почему прекрасное – так пугает? Почему прекрасное – заставляет содрогаться и одергивать руку? Это всё о той же относительности. Прекрасное – на точке предела. На серединной точке. Между добром и злом.
Человек боится открытых пространств. Он как животное – пытается просочиться, пролезть, обойти леском. Площади и поля внушают страх своей неприкрытой все_леностью. Присутствие бога – там – слишком очевидно.
А человеку нужен человекТакой, что рядом – безусловно.Что рядом – хлеб, вода и снегЕму такой же – и такое, словно
С тебя – написанное – одно,Изо_бражение. А человеку нуженЛишь человек – звену одно звеноДля цепи жизни – тот, что слушал
Всегда и слышал – сердце или дождь,Как бились под… А человеку нуженТакой, который оставляет ножНемытым – тот, который лучше
Других рас_слышал, раз_глядел,Собрал тебя из буковок без смысла,С которым – никогда не разлучалУнылый боже с божеского мыса.
Возвращаюсь с крыши – потому что выше нельзя,Потому что выше можно толькоВ четыре руки – в четыре злаИ добра. Возвращаюсь – крыша – пивная стойка
Бога – но – превед – боже – мнеНе идти одной на твои вершины.С блеском стали, треском шифера – на спинеКрылья – может быть – но зажили
Те рубцы, где для крыльев вход.По земле лечу, я лечу без крыльев,Я не хочу – господи – беспокоить лёд.Даром – даром нам суть открыли.
*упд. Всё-таки и тут вклинились они. Великое сори.)
Жду на вокзале. Внутри уже ничего нет. Впереди тоже. Сзади – только стеклянная стена магазинчика цветов. Я на коленях. Я плачу, вернее – вою от немыслимой боли. У меня внутри всё сгорело. И теперь самое страшное – ожог. Ожог – голая плоть, которая ещё дымится. Обвожу глазами пространство – но я полуслепа от солёной воды. Я ничего не вижу. Я оглохла – и вместо голосов – сплошной гул. Словно поднимается самолёт. Меня спрашивают – тебе плохо? Тебе надо помочь? Я не могу ничего ответить. Потому что мне – так – надо – помочь – что – помочь – невозможно. Мычу что-то невнятное в ответ. Размазываю по лицу слёзы. Да, мне надо помочь. Да. Он пропал. Я его не нашла. На меня смотрят как на безумную. Я на коленях. Вою. За спиной стекло.
Люди в метро не хотят секса,Они не воруют – им мало места,Им просто мало воздуха – чтобы свободноВстать расправить руки. Просто
Им мало воздуха для дыхания,Для того чтобы из кармановВытащить руки и встать нормально,И вы_дышаться – чтобы странно
Не изгибаться от тесных слишкомНе_родных чужих объятий.Люди вошли в метро – и – вышли.Всё это – сёстры мои и братья.
Без всяких
Выключился комп. Но это не беда. Я позвонила брату, потыкала по его совету кнопочки – результата нет. То есть – есть. Ваня на экране. Ну и ладно, завтра поеду к нему с компом – пусть поможет. Или – друзья его помогут. Но его друзья не хотят меня видеть. Говорят, я плохо себя веду и сломала замок на стенде. Говорят, я взяла книжку и журналы. Я не отрицаю. Смеюсь – мне радостно от сердитого лица Ваниного друга. Светлый он человек. Но не хочет меня видеть. Ваня тоже не хочет меня видеть. Оставляю ему I о книге, которую не вернула. Верну нескоро. А может – не верну. Это фиксация фактов. Это фото. На память.
Мне важно писать текст. Язык требует, чтобы я писала – и я выполняю свой долг. Я поддалась его течению, и он – бережно и с силой ударяется о моё тело, гнёт его и – стоять – равносильно смерти. Равно_сильно смерти. Я люблю жизнь. Что делают с человеком технологии? С челове_компом? В какой-то мере – подсаживают на иглу. И – в принципе – это понятно. Технологии – как наркотики, которые превращают беззащитных людей в рабов. Технологии берут власть над человеком – и человек утрачивает свою основу. И не только физически – но и духовно. На практике – людям становится не о чем говорить. Примерные варианты разговоров.
привет
привет
как дела
нормально, а у тебя
и у меня нормально
вчера смотрел по телевизору… (далее те самые варианты. Начало – стандарт-гарант.)
читал зашибенную статью…
А слышала про пугАчёву в новостях…
О… Я на такой сайт натырился… зашибись прст…
Забавно только на первый взгляд. На второй немеет лицо. На третий начинает дёргаться глаз. Что-то сдвинулось. Что-то лишилось равновесия. Это страшный удар, который – без решительных мер – приведёт, несомненно, к гибели человечества. В общем-то – к стиранию памяти. Человека. А что может быть важнее человека?
Я смотрю на наше поколение и поколение пос_ледующее. И я поражена разницей. Поколение 80-х кажется мне решающим – в историческом плане. Рожденные в 80-х – и достигшие более-менее сознательного возраста к 90-м, – мы оказались на развалинах мира. В том самом моменте разрушения, когда зарождается жизнь. Перед нами была разрушенная страна – кентавр сссроссийскаяфедерация.
Распутье – где каждый выбирает тропинку. Духа или плоти. С невероятной скоростью начинают появляться всякие ООО и аоо. У людей – появилась возможность быстрого лёгкого заработка, они – изголодавшиеся и надтреснутые – бросились на мясо. Они начали жрать, хватая куски побольше, заталкивая их в рот руками, давясь, уже даже – через силу.
У собак нет чувства меры в еде. Ограничена у них в еде ответственность. И если предлагать мясо собаке без продыху – у неё случится заворот кишок. Люди – в период голой местности – вспоминают инстинктивно свою звериную половину. И кровожадность «надо набить брюхо, пока дают» сделала свое чёрное дельце. Хе-хе. Потирая руки. Произошло – оживотвлевание человека. Животное домашнее – человек. И с этим не поспоришь.
Я говорю словно старый человек, и кто-то упрекнёт меня в брюзжании, но я продолжаю – потому что нечто стоит надо мной. И это нечто не позволяет мне молчать. Нет – по физическому возрасту я не старше своих друзей, но по духовному возрасту – я много древнее. И все книги – стоящие у меня за спиной, а их не мало, несмотря на то что самые близкие отправились в читинскую область хлопотать о библиотеке – словно мною же и написаны. Я читаю сразу по семь-восемь книг, словно проглядываю их рентгеновским зрением.
С окраины духовного опыта – я говорю – человек близок к вымиранию. Его срочно надо заносить в Красную книгу. Человека обыкновенного. Окрас обычный. Нрав – непостоянный и мерцающий. Человека нужно обнести колючей проволокой, прижать его к небу – смотри, ты видишь небо? Да смотри же, чёрт тебя побери?!
Шаг в сторону
У меня такое видение, что стена – это вовсе не вертикаль, а такой же низ. Как и пол. Только в другом измерении. Там живут другие существа, и наши – деревья – да и мы сами – служим им боковинами. Возможно – скорее даже всего – они нас не видят. Как и мы их. Стряхиваю с седьмого этажа искры от сигареты. Ночью получается красиво.
Без всяких. Чай\кофе без
Я, может быть, пожалею об этом, но я говорю – о пережитом мною. Пережитом мною летом. Лето горело. Вся земля горела. Стоял страшный смог, и твердь было не различить с поднебесной. Так же горела и я. Так же – и я не различала, где мой дух – а где моё тело. Мы с землёй выжили. И теперь – рассказываем об этом.
Нервную школу свою я закончила с тройкой по истории и сольфеджио и с прекрасным диагнозом – псориаз. Так и сказала доктор – а кстати, вы в курсе, что у вас псориаз? Нет – я не была в курсе, но – теперь ок – я в курсе. Поступила в литинститут, в горьковку и одновременно на жур-фак, который полюбила с первого взгляда. Какой там к чёрту – литинститут, когда здесь Ломоносов, когда здесь – был первый филиал МГУ?
На жур-факе на самом первом курсе училось всего около двенадцати человек. 12 апостолов света и знаний. Ясен4 рассказывал об этом, и я – как заворожённая – улыбалась ему. Подумать только! 12 апостолов света! 12 рыцарей знаний! И я теперь – продолжаю их светлое дело. Меня это очень драйвнуло. Воодушевило очень. И призраки двенадцати апостолов на протяжении всех пяти лет учебы казались мне – то мелькали на балюстраде на втором этаже, то мерцали под самой стеклянной крышей, где однажды я увидела мёртвого голубя и не знала, что делать с этим горем, то замирали в дыму Санта-Барбары = курилки на втором этаже. Когда занятия заканчивались – вернее, когда я уходила с фака – все 12 апостолов выкатывали меня провожать. И я махала им – преведдд! До завтра! И мы друг без друга очень скучали. И не знаю – как буду без них теперь, когда закончу фак и навсегда утрачу студенческий билет, который посеяла в электричке вместе с другим добром.