Маленький Принц
My.Self. Harmony.
© My.Self. Harmony., 2016
© Dr.Dee, иллюстрации, 2016
ISBN 978-5-4483-2925-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящается Доку – самой необыкновенному, единственному в своём роде, преданному, творческому солнышку, светившему для меня всё это время. Спасибо, что ты всегда рядом – без твоей поддержки всё пошло бы прахом.
Арти – самому странному и порой пугающему созданию, благодаря которому в жизни Дока появилось намного больше смеха чокнутой гиены и любви.
Алексу и Тедди – двум бесполезно скрывающим свои отношения плюшкам. Но все давно знают, что Эдлекс реален! (Упс, поправочка, раскрывшим свои отношения плюшкам, оказавшимся безумно милой парой).
Артуру – неожиданно появившемуся в наших жизнях человеку, неожиданно для себя ставшему реальным Маленьким Принцем.
Жизнь – это одиночество. Внезапное открытие обрушилось на Тома, как сокрушительный удар, и он задрожал. Мама тоже одинока. В эту минуту ей нечего надеяться ни на святость брака, ни на конституцию Соединённых Штатов, ни на полицию; ей не к кому обратиться, кроме собственного сердца, а в сердце своём она найдёт лишь непреодолимое отвращение и страх. В эту минуту перед каждым стоит своя, только своя задача, и каждый должен сам её решить. Ты совсем один, пойми это раз и навсегда.
(Рэй Брэдбери «Вино из одуванчиков»)Часть 1
Пролог
В доме начинала подниматься чудовищная суматоха. Грохот смешивался с громом, ухавшим за окном. Разразилась страшная гроза, какую жители пригорода Лондона давно не видели. Все прятались по домам, вряд ли желая оказаться на улице в такой ненастный час. Те, кто попал под дождь, жались под козырьками, как мокрые кошки, и искали хоть какой-то транспорт, чтобы попасть домой, в тепло. Кто-то старался засидеться в гостях, кого-то не отпускали добровольно и позволяли выпить ещё чашечку чего-нибудь горячего, стелили в гостиной и продолжали милую беседу о том о сём.
Белокурый мальчик стоял на подоконнике своей комнаты на втором этаже. Огромное окно было распахнуто настежь, воздух врывался внутрь, дождь залил посеревшую поверхность и стекал на пол крупными каплями. В светло-серых глазах читался страх загнанного зверька, отчаяние и безысходность – не самое распространённое явление для маленьких мальчиков шести лет от роду. Он оглядывался на закрытую дверь, когда слышал за ней звон разбивавшейся посуды, треск мебели, женские крики и рёв пьяного мужчины. Блондин знал, что случится дальше, но в этот раз… В этот раз всё будет не так, нет и нет! Больше он не пострадает от рук этого пьяного мужчины… Его биологического отца.
Молния ярко сверкнула, освещая лицо мальчишки. Оно было совсем не детским: слишком серьёзное, слишком усталое, слишком напуганное, слишком суровое. В холодных глазах разгоралось пламя, самое настоящее адское пламя просторов Арктики. Дверь начала дрожать: мужчина пытался сломать замок. Кулачки мальчика сжались до предела, костяшки пальцев побелели. Он никогда не чувствовал столько страха и решимости в своём тщедушном тельце.
– Кай, сукин ты сын! – прорычал мужчина, рванув дверь и тяжело дыша. В его зубах была огромная сигара, испускавшая противный запах дешёвого табака. Светлые волосы прилипли ко лбу и шее после дождя и висели спутавшимися клочьями. Всё его лицо покраснело, мышцы напряглись по-звериному. Сузившиеся глаза напоминали раскалённые угли: они были практически красного цвета, а не янтарного, как чаще всего.
– Валентайн, не смей…! – послышался с лестницы захлёбывающийся рыдающий голос.
– Заткнись, сука! – рыкнул мужчина, с силой захлопывая дверь. Мальчик едва успел увидеть испуганные глаза своей матери, пытавшейся вбежать и встать между ним и его отцом. На секунду что-то внутри него дёрнулось, но решимость вновь ударила в голову.
– А ну быстро слез с окна, маленький кусок дерьма! – мужчина сделал решительный шаг к нему, но мальчик улыбнулся самой чокнутой улыбкой, на которую было способно его детское личико.
– Поймай, если сможешь, – он рванулся к окну и, оттолкнувшись, сделал смертельный прыжок в неизвестность.
– Я убью тебя, чёртов маленький ублюдок! – просвистело в ушах мальчика, когда он соскочил.
Удар… Какой-то очень страшный звук: не то хлюпнула мокрая трава, не то разбилось его тело. Такой… Шмяк! Мальчик не чувствовал ровно ничего, как будто время остановилось. Смешались краски, звуки, ощущения… Какой-то сплошной звон, темнота и пустота. Ему не было тепло или холодно. Никак, наверное. Он попытался вздохнуть, но вырвался какой-то хрип или писк, несмотря на то, что сидел на коленках в луже на траве. Одна нога была поджата под него, другая же лежала спереди, какая-то опухшая и красная.
– Эй, гадёныш?! – крепкая рука ударила его по плечу, мальчик потерял равновесие и свалился на живот, – Вставай, сукин сын! -мысок тяжёлого ботинка перевернул его на спину, – Что, думал, убежишь от отца? – он присел на корточки, взял его за грудки и влепил парнишке пощёчину, – Какие же вы с этой сукой наивные ублюдки… – кольцо на безымянном пальце ссадило кожу на щеке мальчика, – Как я вас обоих ненавижу!
Из глотки опять послышался скрипучий писк. Мужчина бросил парнишку с силой на спину и принялся избивать ногами практически бездыханное тело ребёнка, не особо куда-то целясь: он и так слишком пьян для координации своих движений. Мальчику было всё равно: он до сих пор балансировал на какой-то тонкой грани сознания и пытался не свалиться и с неё. Удары сыпались со всех сторон по рёбрам, животу, спине, рукам, ногам… Только когда удар прилетел в правую лодыжку, белокурый подскочил и издал самый пронзительный вопль, на который только были способны детские голосовые связки. Мужчина отпрыгнул от мальчика, кричавшего до хрипоты и першения в горле.
– Будешь знать, сукин сын… – он плюнул и попал на коленку ребёнка, лежавшего на спине и прижимавшего к себе правую ногу. После этого мужчина ушёл в дом и опять хлопнул дверью.
Мальчик плакал без слёз. Его вопль оглашал округу, боль в ноге всё нарастала, тело горело от ударов. Адреналин и решительность схлынули. Он стиснул зубы и поёжился, заставляя себя перестать издавать эти чудовищные звуки и успокоиться. Надо потерпеть. Обычно было не так больно… Но и это можно пережить. Белокурый знал, что не сможет так просто зайти в дом, поэтому, истекая кровью и почти не чувствуя ногу, он пополз в ветхую собачью конуру, чтобы укрыться на ночь от дождя. Ах, Герда, Герда, бедная Герда… Она бы сейчас не выдержала этого, сорвалась бы с цепи и встала бы на защиту мальчика. Но нет. Его отец застрелил бедное животное несколько месяцев назад где-то в окрестном лесу. Как сильно он сейчас нуждался в её тепле, мягкой серебристой шерсти и облизыванию появившихся ран горячим влажным языком.
Он привалился к деревянной стене: благо его небольшой рост позволял поместиться в конуре. Мальчик едва ли понимал произошедшее с ним только что. Просто выпрыгнул из окна, почти потерял сознание, ещё и отец избил, как пеньяту. Он весь мокрый, ему жутко холодно, зуб на зуб не попадает, из глаз потекли крупные горошины слёз, всё тело начало ныть, нога наливалась свинцом и вся пульсировала. На нём была только какая-то старая кофта с длинными рукавами и джинсы. Он вытер лицо рукой – осталось несколько кровавых полос, растекавшихся и обретавших форму перьев или стрел на мокрой ткани.
Мальчик не спал всю ночь: ему было слишком больно даже закрыть глаза. Он лежал на земле и любовался разразившимся ночным ливнем и яркой луной, посеребрившей падавшие капли. В доме давно погасли огни. Белокурый подул на руки и потёр ушибленные плечи. Ему так нужна мама… Но нет, она не выйдет: ей тоже очень больно, возможно, сильнее, чем ему самому. И он никак не может её защитить… Никто не может, даже дедушка не смог. Малыш поёжился и обнял себя за колени, но зашипел из-за ноги. Он взглянул на голеностоп: совсем распух, стопа съехала куда-то внутрь, её лучше не трогать. Если перелечь на другой бок, то не так неприятно.
Наступало утро. Рассвет был совсем мутным, разве что тучи на секунду окрасились в приторный грязно-персиковый цвет с прожилками алого, после чего небо вновь стало серым. Наконец-то дождь прекратился, но трава так и оставалась мокрой. За оградой начала просыпаться жизнь в их городке. Четыре утра. Ричмонд на Темзе. Вроде бы такое красочное место, но за год жизни здесь мальчику и его маме этот город больше напоминал сущий ад на земле. И Сатаной в этом аду был его биологический отец, любивший набухаться после работы в стельку, а потом прийти домой и устроить Содом и Гоморру. Матери доставалось первой, а затем очередь доходила и до сына, будь он спящим или бодрствующим.