От долгожданного звонка Аллу будто вихрем вынесло в прихожую. Она торопливо открыла дверь и увидела улыбающегося Михаила – с дипломатом в одной руке и с букетом цветов в другой.
– Привет, моя Снегурочка, – весело поздоровался он.
– Приве-е-т, – широко улыбаясь, ответила она.
Ради знакомства с матерью Михаила Алла принарядилась: приталенное летнее платье бледно-жёлтого цвета, на ногах белые босоножки, на плече – сумочка. Михаил в белой рубашке, чёрных брюках, чёрных ботинках выглядел тоже весьма элегантно.
Родительская деревня находилась в двадцати километрах от областного центра, и в половине шестого молодые уже шли по тихой зелёной улице небольшой деревеньки.
– А вот и моя родина, – улыбнулся Михаил, останавливаясь у деревянного дома.
Домик был невелик, но наряден: снаружи обит узкими дощечками «ёлочкой», окрашенными в синий цвет, на окнах белые узорчатые наличники, резное крыльцо, открытая веранда.
– Мой отец был мастером на все руки, – с грустью произнёс Михаил, заметив, что Алла любуется домом. – Три года назад его насмерть сбил грузовик, когда он на остановке вышел из автобуса и начал переходить дорогу.
– Жалко твоего отца… Миш, а что это за глиняная избушка? – Алла показала глазами на невысокое сооружение напротив дома.
– Это мазанка, – улыбнулся Михаил, – в ней мы с тобой будем ночевать.
– А почему она так называется?
Добродушно усмехнувшись, Михаил пояснил:
– Мазанка происходит от слова «мазать». Эта глиняная избушка, как ты её назвала, сделана из соломы замешанной на глине, а затем глиняным раствором обмазана снаружи и изнутри.
– А там две кровати? – поинтересовалась Алла.
– А мы с тобой разве на одной не уместимся?
– Как?!.. Не-ет, – покачала она головой, – я не согласна.
– Алёнушка, – мягко произнёс Михаил, – считай, что мы с тобой уже муж и жена. Вернёмся в город и сразу подадим заявление в ЗАГС. Или ты не веришь мне?
– Почему же, верю, но всё равно…
– Алёнушка, если бы я хотел тебя обесчестить, то давно бы это сделал. – Помолчав, Михаил улыбнулся и сказал: – Алёна, о чём мы с тобой спорим? Будешь на диване в доме спать. Договорились?
– Договорились, – кивнула она.
– Отлично! А теперь пошли к моей матери, она наверняка в огороде…
Через двор, в котором одиноко хрюкал поросёнок, они вышли в огород. Мать Михаила окучивала картошку.
– Мама, – негромко произнёс Михаил.
Сухонькая женщина с седыми прядями в чёрных волосах вскинула голову.
– Мишутка! – Бросив тяпку, она поспешила к сыну. Расцеловались.
– Мам, эта красивая девушка по имени Алёна, моя невеста, – представил Аллу Михаил.
Женщина окинула её пытливым взглядом:
– Какая у тебя белая невеста, и лицом, и волосами. Ты чёрный, как головешка, а она белая. Хорошо смотритесь. А меня, Алёна, зови, как тебе легче: хошь, тётя Катя, хошь, Екатерина Ивановна.
– Очень приятно, – наклонила голову девушка. – Буду называть вас тётя Катя.
Путь в жилую комнату вёл через кухню. В правом углу стояла русская печь, которую Алла лишь в кино видела, у окна – небольшой стол с двумя табуретами, навесной шкаф, а сразу у входной двери, по правой стороне – рукомойник. Кухню и вторую половину дома разделяла перегородка из досок, окрашенных белой краской, дверной проём был занавешен шторой из грубого, тёмного полотна.
– Мишутка, – сказала мать, – проходи в переднюю с невестой, а я пока обедом займусь.
– Спасибо, мам, – улыбнулся Михаил. – Сегодня, так уж и быть, я буду у тебя на правах гостя. А завтра приступлю к обязанностям сына.
Он поставил на пол «дипломат» и прошёл с Аллой во вторую половину дома. Справа, у глухой стены, стояла кровать с высоким матрацем, белым кружевным покрывалом и тремя большими подушками, положенными одна на одну. Слева, вдоль перегородки, стоял диван, рядом с ним – шкаф для белья. В левом углу – телевизор, в правом, на двух полочках – иконы, лампадка, свечи… Посреди комнаты стоял стол с четырьмя стульями. «Чистенько и уютно, – подумала Алла, – и ничего лишнего». Повесив свою сумочку на спинку стула, она села на диван рядом с Михаилом.
– Алёна, садись на колени ко мне, – тихо попросил он, прижимая к себе девушку.
– Ты что? – испуганно прошептала она. – Вдруг твоя мать в комнату войдёт? Нет уж, давай сидеть порознь. – Увидев на стене увеличенную фотографию в рамке, спросила: – Миш, это твои родители?
– Да, родители, – вздохнул он. – Красивые, правда?
– Красивые. А ты, кажется, на отца больше похож.
– Ты права… – Михаил хотел ещё что-то сказать, но в этот момент из кухни его позвала мать:
– Мишутка, иди за грибочками слазь в подпол. Заодно и варенья прихвати, какое понравится.
Оставшись одна, Алла подумала: «Миша говорил, что его матери пятьдесят два года, а на вид ей дашь больше шестидесяти. Наверное, тяжело ей одной. А может, после смерти мужа постарела. Но бодрая, подвижная. Хотя будешь подвижной, работая почтальоном на три деревни. А это, как говорил Миша, надо не меньше десяти километров отшагать. И так почти каждый день. Причём и в дождь, а зимой в пургу, в морозы. Да, не позавидуешь. С другой стороны, в совхозе, наверное, ещё тяжелее работать. А ведь и там работают женщины». Вскоре появилась Екатерина Ивановна.
– Ладно, хоть письмо Мишутка догадался прислать, что приедете, – поставив на стол две тарелки с куриным супом, произнесла она. – К вашему приезду я курицу утром порешила. Сама-то я редко балуюсь мясом, всё больше овощи ем.
Скоро на столе, кроме супа, появились солёные грибы, вишнёвое варенье, зелёный лук, варёная колбаса, привезённая Михаилом из города.
– Мам, ты водочку будешь или сухое вино? – когда все сели за стол, спросил Михаил.
– А ты будто не знаешь, – улыбнулась мать. – Вашу кислятину даже мой поросёнок не станет пить.
– Понял, мам, понял. – Михаил наполнил две рюмки водкой. – Алёна, тебе тоже водочки?
– Вообще-то я сухое предпочитаю, – поморщилась Алла. – Но если тётя Катя раскритиковала его…
Улыбнувшись, Михаил и третью рюмку наполнил водкой.
– Теперь я предлагаю выпить за мой диплом о высшем образовании, – торжественно произнёс он, вставая из-за стола. – А также за то, что меня оставляют преподавателем нашего института.
Мать именинника поперхнулась.
– Неужто в институте учительствовать будешь?
– Да, мам, буду учительствовать в институте, – польщённо улыбнулся Михаил. – И не только учительствовать, но буду ещё в аспирантуре учиться, чтобы в недалёком будущем учёным стать.
– Учё-ё-ны-ы-м, – округлила глаза мать. Затем вздохнув, покачала головой. – Да, жалко, отец не дожил до этих дней, как бы он обрадовался сейчас. Был сын-хулиган, а тут вона куда вышел да ещё выше хочет идти. – Снова покачав головой, она вдруг встрепенулась и, радостно сверкнув тёмными глазами, добавила, поднимая рюмку: – Давай, Мишутка, выпьем за тебя, а отец, может, сейчас наблюдает за нами. Ну-ка, порадуем его…
За обеденным столом Алла вела себя довольно свободно, охотно отвечала на вопросы Екатерины Ивановны, интересовавшейся её планами на будущее, её родителями. Спросила она также, не рано ли в восемнадцать лет замуж выходить, может, повременить годок? Михаил, поглядывая то на невесту, то на мать, прислушивался к их разговору и улыбался.
После чая он первым встал из-за стола.
– Спасибо, мам, за ужин, всё было очень вкусно, – вежливо поклонился он. – А сейчас мы с Алёной в мазанку пойдём, я покажу ей, где каждое лето дневал и ночевал.
– Мишутка, постель я там чистую постелила, – предупредила мать. – Так что можешь хоть сейчас ложиться, если хочешь. А ты, Алёнка, в доме со мной будешь спать или в мазанке?
Алла замялась, не зная, что ответить.
– Мам, мы позднее обсудим этот вопрос, – ответил за неё Михаил. – А пока немного отдохнём. Ты не обижаешься, что мы покидаем тебя?
– За что обижаться-то? За то, что вы молодые? На это не обижаются.
Сын, обняв невесту, вышел из дома, а мать подумала: «Неужто вместе станут спать? Грех-то какой без венчания. Ну и девки нонче пошли, хоть бы меня постеснялась».
Глава 2. Фотографии
Войдя в мазанку, Михаил воскликнул:
– О, запах детства! Чувствуешь, Алён?
– Чувствую, – улыбнулась она, хотя не чувствовала никакого такого запаха. И сказала себе: «Не проветренным помещением пахнет. Но если Мише хорошо, то я просто обязана поддержать его хорошее настроение».
Михаил продолжал говорить о детстве, о деревне, Алла, слушая его, оглядывалась по сторонам. Слева стояла старинная кровать с никелированными шариками на спинках, рядом – два табурета. У дальней стены – большой окованный сундук, правее – деревянный короб. Под самым потолком был протянут шнур, видимо, для развешивания одежды. Окон в мазанке не было совсем, висела на шнуре электрическая лампочка.