– Вы ведь расскажете мне, какие комнаты и каким образом вы хотели бы украсить росписью? – дружелюбно поинтересовалась Агния. – У меня с собой есть образцы, чтобы вы могли составить представление о стиле моей работы.
– Разумеется, – хорошо поставленным голосом подтвердила Мария Александровна. – Пойдёмте, я вам всё покажу.
И они ступили на лестницу. Дом был обставлен недавно и только готовился принять своих обычных обитальцев: маленьких паучков, зимующих мух, запахи хозяйских вещей, душевный настрой хозяев. Пыль ещё не притаилась в щелях, скрываясь от тряпки, царапины, пятна, трещины только готовились явиться на свет. Новизна, безотчётно ловимая пришельцами, висела в воздухе, впрочем, с каждым днём её всё более теснили передвижения, совершаемые по дому хозяином и хозяйкой. Мебель была новая и по-видимому, также изготовлена на заказ; строгие формы шкафов, стульев, столов, диванов смягчали ковры и занавеси, тут и там стояли растения в кадках, и даже картины уже висели на оштукатуренных стенах. Ледневская показала Агнии галерею, спальни и кабинеты, пояснила свои намерения, и они вернулись вниз, в гостиную.
– На этом этаже только в гостиной, – продолжала пояснять Мария Александровна, вы видите, она у нас большая и сразу от входа, отдельной столовой и прихожей мы не делали. Здесь тоже штукатурили особым образом, под неровности старины. Узор нужно пустить вдоль дверей и окон и ещё тут в углу – тот средневековый из вашей папки скорее всего подойдёт. Надёжная лестница у нас есть, не свалитесь.
С каждым новым пояснением – углом, стеной, дверным проёмом – интонации Ледневской утрачивали строгость, облик её обретал спокойствие, словно что-то исправлялось этими пояснениями, становилось на место. Агния кивала и делала пометки в маленьком блокноте с золотым теснением (подарок Жарова на Новый год). Пока они разгуливали по дому, что-то неясное коснулось её внимания, но она была занята делом, и внимать не имела возможности.
Раздались шаги – по лестнице спускался статный мужчина лет пятидесяти, с вытянутым овалом лица и густой шевелюрой – Михаил Георгиевич, муж Марии Александровны. Сияние солнечных лучей за его спиной придавало особую торжественность его появлению (Воронова и сама соблазнялась «вторым светом», но не решилась на архитектурное излишество, съедающее градусы в холодную погоду и квадратные метры в любое время года).
– Вот, посмотри, – Ледневская бесцеремонно забрала у Агнии папку, открыла нужную страницу и ткнула пальцем в фотографию, – считаю, и выдумывать ничего не нужно, в гостиной сделаем так.
Михаил Георгиевич несколько секунд глядел на розы ветров и листья с прилистниками, молча кивнул.
Воронова не рассердилась на хозяйскую бесцеремонность, даже самые чванливые и сварливые заказчики, с которыми её сводил Константин, не тревожили и не злили: энтузиазм и непринуждённость Жарова настраивали на мирный лад и заказчиков, и художницу.
– Выпьете кофе? – чуть ли не радушно предложила Мария Александровна, когда они обсудили цену, срок и материалы, Агния бралась выполнить рисунки за два-три дня. Хозяйка усадила Агнию за огромный обеденный стол, вышла на кухню и вернулась с чашками кофе и печеньем, присела сама. – Вы ведь москвичка? А в области зачем живёте? – спросила без обиняков.
Воронова привычно изложила мотивы – сухие и гладкие от частого пересказа. Михаил Григорьевич расспрашивал про дом, про Овсяново, есть ли рядом река или пруд, грибы и ягоды. Ледневская поинтересовалась, есть ли в деревне газ, вывозят ли мусор и чистят ли дороги зимой.
– Никакого сладу с ними нет, – отозвалась Мария Александровна о степени бездействия местной администрации. – Предыдущий был болтун (Воронова рассмеялась, вспомнила Сладкова и его забалтывающие морочные монологи ни о чём и ни к чему не ведущие), нынешний спортсмен. Ни штрафы, ни поручения, ни указания – ничто их не берёт, только денег всё просят и просят.
На прощанье Ледневская даже слегка улыбнулась, снисходительно помахала рукой.
Усталой, но довольной чувствовала себя Агния, поглядывала то на дорогу, то в безоблачную даль. Ей всё мнилось, что видела она что-то знакомое в этом новом доме, но не могла припомнить, что именно. Подумалось ей о своих недавних работах – тепло было вспоминать вчерашний день – решила, что отдаст вторую картину, первую всё же оставит себе.
– Ну как? – не успела она выключить зажигание, как Жаров уже звонил, не выпускал нитей из своих удачливых рук. – Всё в порядке? Договорились? Отлично. Потом тогда расскажешь, завтра постараюсь к тебе заехать, я завтра посвободнее.
– Только во второй половине дня, – предупредила Воронова, – я, быть может, в церковь поеду утром.
Не заходя в дом, она первым делом поспешила проверить, нет ли кротовин. Издали заштопки на газоне показались нетронутыми; она приблизилась – всё напрасно, вот новые ходы, вот старые поворошены, махорка кроту нипочём, что же делать?
«Спрошу у Валентина», – подумала Агния. «Он же садовник, должен знать какие-то особые способы».
Телефон упрямо играл мелодию – Валентин пристроил его на старом пне, ответить не мог, не слышал, отошёл далеко, да и руки у него были заняты: он вытряхивал на компост скошенную траву. Он думал косить позднее, но утром шёл к сараю напрямик, по газону – под ногами земля была мягкая: кроты перекопали, а в отросшей траве сразу и не видно. Траву он скосил, землю притоптал. Зелёными пальцами схватил телефон, увидел непринятый вызов.
Глава 8
– Вы кошечку держите хорошенько, когда я ей укол делать буду, – внушал Полине Адамовне ветеринар, готовя шприц для прививки.
Кошечка сидела на коврике, лизала лапу. Услыхав про укол, лизать перестала – замерла. Полезла под стул. Передумала – скорей прыгнула на стол, оттуда скакнула на подоконник. Нет – всё же под стул. И почему на кухне нет дивана?
Полина Адамовна поправила шёлковый шарфик с изящным узором, наклонилась, извлекла кошечку, посадила на табурет.
– Сиди, не шевелись, – сказала она кошечке.
Александр Дмитриевич Ильин приблизился, Полина Адамовна крепко ухватила кошкино лохматое тельце обеими руками. Кошка жалобно мяукнула, зашипела – без особой надежды, смолкла: ветеринар оттянул трёхшёрстную шкурку на загривке, отработанным движением сделал укол. Мотнув головой, усатая ринулась с табуретки прочь под стол.
– Ну вот, только данные вашей кошечки мне ещё нужно записать для паспорта, – Ильин достал тетрадку и ручку.
Жил Александр Дмитриевич в соседнем селе, лечил животных в совхозе, в давние времена даже избирался депутатом. Теперь работал в ветклинике, но и на дом мог приехать после работы. В Овсянове он бывал регулярно, нередко его звали всей деревней (в случае успешной самоорганизации, что удавалось не всегда) – прививки оптом обходились дешевле. Полина Адамовна этот день пропустила – ездила в Москву, в поликлинику.
– А я в Москву ездила, в поликлинику, – поясняла Полина Адамовна, пока Ильин записывал данные кошечки в тетрадку. Здесь-то флеболога нет, и тут говорят: «вы там открепитесь, тогда мы вас здесь прикрепим». Это когда вы сюда приезжали.
– Соседский кот так потрепал мою в прошлом году, – продолжила Полина Адамовна, видя, что Александр Дмитриевич не спешит, не бежит от неё, а в полном спокойствии собирает свои инструменты. – Я у соседки спрашиваю: «Вы своего кастрировали?» Она говорит, что да. А почему же он тогда к моей кошке пристаёт? Моя-то всё на улицу просится, дома не сидит.
– Это хорошо, что гуляет кошечка, – одобрительно отозвался ветеринар, – иммунитет будет у кошечки.
Кошечка подалась вперёд, сверкнула испуганными глазищами, на всякий случай нырнула обратно под стол.
– И хоть бы кротов ловила, – вздохнула Полина Адамовна, – грядки мне испортили, и ведь от соседей наверняка пришли, в прошлом году у нас на участке кротов не было.
Кошка насторожила уши. За окном прошуршал автомобиль.
Жаров подъехал около трёх – с бутылкой австрийского белого вина и новым каталогом «Волшебного стекла», обложку которого украсили рисунки Агнии.
– Вот как? – оживился он, когда Воронова рассказала ему про зеркало в зелёной раме. – То есть, он доволен, ему понравилось?
Они ели рыбный пирог, окно было открыто: жар остывающей духовки мерился силами с послеполуденной жарой. Зеленоватая бутылка «грюнер вельтлинер», привезённая Жаровым, отогревала застывшие в морозильнике бока.
– Мне показалось, что да. Думаю, твоё зеркало и его дом принадлежат к одному кругу, они сразу поладили. Кстати, ты можешь взглянуть на этот дом при случае, если найдёшь время, чтобы добраться до конца деревни – он виден из-за ограды. Сомневаюсь, что найдёшь, – пробормотала Агния. – Северный русский модерн, мне всегда очень нравился этот архитектурный стиль. Даже странно, что дом так хорошо сохранился.