– Дядя Сеня, для человека, который отхватил в тысячу раз больше, ваша реакция выглядит странно.
– Я не для себя старался! Для партии! А ты опять сочиняешь! Миллионер нашелся.
На мониторе Лешки что-то засвистело-запиликало, место стреляющих монстров на экране заняли бегущие строчки латинских букв, символов, цифр. Семен Владимирович понял, что сеанс общения с племянником подошел к финалу.
– Ладно, – поднялся Семен Владимирович. – Прикрывай эту лавочку и уматывай. Куда отправишься?
– В Гарвард, повышать образование, – проблеял племянник, прилипший глазами к монитору.
– Врешь! Но матери так и скажем. И чтобы звонил ей каждую неделю! Слышишь? – повысил голос Семен Владимирович.
– Конечно, всенепременно. Спасибо, дядя Сеня!
– Башку-то повороти ко мне, засранец!
Леша оторвался от монитора и посмотрел на дядю, всем своим видом олицетворяя нетерпение.
– Небось, с Дашей на Бали или на Мальдивы укатите?
– Мы еще не решили. Пока, дядя Сеня!
– Каких парней страна теряет, – говорил Семен Владимирович, выходя из комнаты.
Он заглянул в туалет.
Когда мыл руки, усмехнулся зеркалу, в котором месяц назад отражалась физиономия взволнованного и восторженного, предвкушающего вечную молодость Гоги.
Сеня видел свое лицо, но явственно представлял Гогину самодовольную ряху и сказал ей:
– Вот так-то, Гога! Финита твоей комедии. Мы с Лехой тебя развели как пупсика. Поверил в мои три инфаркта, глупец, и в невесту-нимфетку? Ты думал купить здоровье, как покупал всё и всех? Обмануть судьбу, как обманывал даже друзей и близких? Дудки! Слушал бы врачей, они языки сточили: диета, спорт, здоровый образ жизни – иных чудес не предусмотрено. Ты, Гога, предал все, что можно, вернее – нельзя предавать, ты был гниющим колоссом. И мне тебя не жалко. Ты, Самодуров, получил, что заслужил. Скушал свои макароны по-африкански.