Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне. Страница 110

– Пойдем, – обратилась к нам старуха.

– Куда? – удивилась Ба.

– Пойдем, дочка, много говоришь.

И мы, притихшие, пошли за ней. Она завела нас в низенькую каменную саклю и указала на деревянную скамью. Мы безропотно сели. Старуха вытащила большую глиняную миску, накрошила туда домашнего хлеба, залила его мацуном, тщательно перемешала, посыпала сахарным песком, выдала каждому по деревянной ложке.

– Ешьте.

И села напротив, пождав сухие губы и сложив на коленях испещренные морщинами руки.

Нам совсем не хотелось есть, но мы боялись обидеть хозяйку дома. Каждый зачерпнул по ложке мацуна и нехотя отправил в рот. Но крошево оказалось удивительно вкусным, и мы быстренько опустошили миску.

– Спасибо.

– Меня зовут Каты́нга, – сказала старуха.

– Как?

– Каты́нга. Через дом, – сдержанный кивок в сторону, – сестра моя живет, ее зовут Олы́нга. Вы за сепарированной сметаной и молоком, я знаю. Вот у нее и возьмете.

– Хорошо.

Мы во все глаза наблюдали за старухой. Для своего возраста она держалась неестественно прямо и казалась такой же древней, как эта потемневшая от печного дыма каменная сакля.

– Пусть молодые выйдут, – через минуту молчания велела она. – Заберите посуду, за домом родник, ополосните там. Ты, сынок, – обратилась она к дяде Мише, – сходи к Олынге и возьми у нее сметаны. И попроси свечку. Так и скажи – Катынга попросила свечку. Это для светленькой девочки. А мы пока поговорим, да? – обернулась она к Ба.

– Поговорим, – согласилась Ба.

Мы выскочили из дома как ошпаренные.

– Папа, а кто она такая? – зашептала Манька. – И зачем она для Нарки свечку попросила?

Дядя Миша молчал.

– Может, колдунья? – У Каринки загорелись глаза.

– Не знаю, – протянул в задумчивости дядя Миша, – есть в ней что-то такое, пугающее.

Мы ополоснули посуду, забрали в машине трехлитровые банки и пошли искать дом Олынги.

– Какие странные у них имена, – удивлялись мы.

– Да, я никогда не слышал таких, – согласился дядя Миша.

У пробегающего мимо мальчика мы спросили, где нужный нам дом. Он махнул рукой вдоль улицы – третья сакля справа, видите, где дым поднимается из трубы.

Олынга оказалась такой же древней, как сестра, старухой. Она забрала у нас банки, наполнила одну желто-масляной сепарированной сметаной, а вторую – густым парным молоком.

– Вот эта кудрявенькая твоя дочь, да? – кивнула на Маню.

– Откуда вы догадались? – изумился дядя Миша. – Она совсем на меня не похожа!

– Кровь не вода, сынок, она шепчет о родстве.

Она достала из ящичка ветхого комода желтую церковную свечку и протянула ее мне.

– Это тебе.

Мы молча переглянулись.

Денег Олынга не взяла:

– Сестре отдадите.

Когда мы подходили к дому Катынги, то с изумлением услышали пение Ба. Мы постояли в нерешительности несколько секунд возле порога, а потом толкнули дверь.

– Ты представляешь, Миша, – обернула к нам светящееся лицо Ба, – я вспомнила колыбельную, которую мне бабушка пела. Слова давно из памяти выветрились. А сейчас всплыли. Надо же!

– Девочка, – обратилась ко мне Катынга, – тебя недавно напугала большая лохматая собака, и ты, убегая, упала и сильно ушибла левый локоть. Когда приедешь домой, попроси, чтобы мама зажгла эту свечу в изголовье твоей кровати. А я за тебя здесь попрошу. И все страхи как рукой снимет, хорошо?

– Хорошо, – шепнула я.

Катынга погладила нас по щечкам шершавыми сухими ладонями.

– Езжайте.

– Деньги за сметану… – кашлянул дядя Миша.

– Езжайте. Ничего не надо.

– Но как же так?

– Много говоришь, сынок, – отрезала Катынга и повернулась к нам спиной.

– О чем вы разговаривали? – спросил дядя Миша у Ба, когда мы сели в машину.

– Ни о чем. Она молчала, а я плакала. А потом вспомнила песню. И запела.

– Как это ни о чем? Разве не ты ей рассказала, что Наринку собака напугала?

– Нет, – Ба вздохнула, – но я бы даже не удивилась, если она нашу девочку по имени бы назвала.

Остальную дорогу мы ехали в молчании. Каждый думал о чем-то своем и не спешил делиться с остальными своими мыслями.

– Я понял, откуда у них такие имена, – вдруг хлопнул себя по лбу дядя Миша. Мы уже подъезжали к Берду, еще несколько виражей – и из-за холма показались бы развалины крепости.

– Откуда?

– Каты́нга и Олы́нга – это Катенька и Оленька! Видимо, когда-то их родители услышали звучные русские имена и, особо не вдаваясь в подробности, огрубив диалектом, назвали дочерей Катынгой и Олынгой!

Ба всплеснула руками.

– А ведь верно, Миша, все так и есть! Верно-то как!

Манька спала, положив голову мне на колени, Каринка о чем-то усиленно размышляла, шевеля губами. Когда машина поворачивала и кренилась набок, она придерживала Манюню за ноги, чтобы та не свалилась с деревянной лавки.

– Тебя что, совсем не мутит? – в очередной раз спросила она меня.

– Совсем. Но я сильно устала.

– Вот это делааа, – протянула сестра.

И тут Ба снова запела. Голос ее звучал мягко и немного приглушенно, иногда он вибрировал и беспомощно обрывался. Тогда Ба на секунду замолкала, а потом продолжала с прерванного места пение.

Это была старинная песня на джиди[24].

Ба ее допела, а потом перевела:

Когда наступит деньИ тучи уйдут с моего порога,Я толкну калиткуИ выйду в чисто поле.Ай-яа, скажу я миру,Ай-яа, ответит мир мне.Ай-яа, скажу я богу,Ай-яа, ответит бог мне.

Когда наступит деньИ тучи уйдут с моего порога,Я стану бессмертной…

Примечания

1

Традиционная армянская песня пахаря.

2

Кисломолочный продукт.

3

Хлеб.

4

Дословный перевод армянской фразы, которая по-русски означает «конечно, не вопрос».

5

Съешьте мою задницу (уж извините, но из песни слов не выкинешь).

6

От «захре мар» – змеиный яд (фарси).

7

Ду-ек (или ду-як) – 2: 1 (фарси, все цифровые комбинации на игровых костях называют на языке фарси).

8

Варкетили, Авлабар – районы Тбилиси.

9

Армянское блюдо из цыпленка и тушеных овощей.

10

Как мы помним из первой книги, так папа называл маму, когда у него заканчивались аргументы. Мама родом из Кировабада, а девушки из этого города славились своей капризностью и неуживчивым нравом.

11

Тутовка – тутовая водка. Мацун – кисломолочный продукт.

12

Подстрочный перевод армянской фразы, означающей «никогда больше на те же грабли не наступлю».

13

Кизиловка – семидесятиградусная водка из ягод кизила. Неискушенного дегустатора убивает одним своим запахом.

14

Кинто – в Грузии торговец или мужчина без определенного занятия, весельчак, балагур и плут.

15

Это колоритное ругательство происходит от «захре мар», что в переводе с фарси означает «змеиный яд».

16

Соус из чеснока и мацуна.

17

Подробнее об этой розетке я расскажу чуть позже, в девятой главе.

18

Справка для тех, кто не читал первую книгу о приключениях Манюни: Ба каким-то образом умудрилась так задурить девочкам головы, что те поверили: красивые мужья им достанутся только в том случае, если их тарелка из-под тушеных овощей будет всегда оставаться идеально чистой.

19

Южное дерево или кустарник с приятным запахом и сладкими съедобными плодами.

20

Эпическую историю о многолетней ссоре Ба и ее соседки Вали вы найдете в первой книге о приключениях Манюни. «Николаи боз» в дословном переводе – «шлюха Николая», достаточно распространенное ругательство в северо-восточных районах Армении. Под Николаем подразумевается последний российский император Николай II, соответственно, Николаи боз – это женщина, которая занимается своим незавидным ремеслом с давних пор, чуть ли не со времен Николая II.

21

Мазь Вишневского.

22

Догоны – народность, обитающая на юго-востоке Мали, Африка.

23

Пищевой содой снимают приступы изжоги.

24

Язык тегеранских евреев.