Первым естественным побуждением Винцента было присоединиться к погоне за другом, в намерении спасти его, если можно, от ярости возмущенной толпы. Но движения Винцента были слишком медленны: полученный им удар почти совершенно оглушил его; пока он обдумывал решение, пришло известие, громко разнесшееся по всей толпе, что Бессель ускользнул от погони. Сначала мистер Винцент едва мог этому поверить, но единогласные заявления и, наконец, исполненное собственного достоинства возвращение двух измученных полицейских убедили его. После некоторых бесплодных расспросов он вернулся к себе в Стэпль-Инн, прикладывая носовой платок к сильно болевшему носу.
Он был и раздосадован, и поражен, и смущен. Ему представлялось бесспорным, что мистер Бессель внезапно помешался среди своих опытов над передачей мыслей. Но почему же он являлся при этом мистеру Винценту с таким печальным и бледным лицом? Это казалось неразрешимой загадкой. Тщетно напрягал он свой мозг, ища разъяснения. Наконец, ему показалось, что не один мистер Бессель, а весь порядок вещей ненормальный; однако, он не в состоянии был ничего придумать, что бы ему предпринять. Он озабоченно метался по комнате, развел огонь в камине — это было светлое пламя асбестовых плиток — и, опасаясь новых кошмаров, если ляжет в постель, проводил свое время, примачивая пораненное лицо или хватая книги с тщетной попыткой читать. Так протянулось до сумерек. В продолжение этого напряженного ожидания Винцента не покидала странная уверенность, что Бессель стремится заговорить с ним, но он сам не хотел поддаваться этому впечатлению.
При наступлении сумерек физическая усталость сломила его. Он лег в постель и заснул, наконец, не боясь кошмаров. Проснулся он поздно, в тоске и беспокойстве и с сильною болью в лице. В утренних газетах не было ни малейших известий о помешательстве мистера Бесселя. Они дошли до редакции слишком поздно. Беспокойство мистера Винцента, которому лихорадка от ноющей раны придавала особую остроту, сделалось наконец невыносимым; после бесплодного посещения Альбани он направился в соседний квартал, к мистеру Харту, компаньону и, насколько знал Винцент, ближайшему другу мистера Бесселя.
Он был немало удивлен, что и Харт, хотя ничего не слыхал о случившемся, был также встревожен призраком, тем же самым видением, которое появлялось Винценту: бледный, расстроенный мистер Бессель отчаянно умолял его своими жестами о помощи. Таково было общее впечатление делаемых им знаков.
— Я именно шел навестить его в Альбани, когда вы явились, — промолвил мистер Харт. — Я был уверен, что с ним стряслась какая-то беда.
Посоветовавшись между собою, оба джентльмэна решили произвести разведки в Скотланд-Ярде, чтобы добыть известия об исчезнувшем друге.
— Его, наверное, связали и бросили в тюрьму; он не мог долго разгуливать подобным образом.
Но полицейские власти отнюдь не арестовали мистера Бесселя. Они лишь подтвердили имевшиеся у Винцента сведения и прибавили некоторые новые подробности, иные даже более серьезного характера, чем то, что он знал: множество разбитых стекло в первых этажах Тотенгам-Коурт-Род, нападение на женщину. Все эти неистовства были совершены между половиною первого и четвертью второго пополуночи, в этот короткий промежуток времени; действительно, с того самого момента, как мистер Бессель выбежал из своей комнаты, в половине десятого вечера, можно было проследить лишь все возраставшие буйства его фантастического бега. До самых последних мгновений, уже после часа и до четверти второго, он бешено мчался через Лондон, с изумительною ловкостью обманывая всех пытавшихся остановить или схватить его.
Но после четверти второго Бессель как сквозь землю провалился, хотя в этот час было не мало свидетелей. Народ целыми дюжинами глазел на него, разбегался прочь в страхе или гнался за ним, — и вдруг все разом оборвалось. Около самой четверти второго видели еще, как он бежал от Эстен-Род к Бэкер-Стрит, размахивая лампой с пылающим маслом и разметывая огненные языки прямо в окна домов, мимо которых пробегал. Но ни один из полицейских в Эстен-Род за выставкою восковых фигур и ни один из находившихся в боковых улицах, мимо которых Бесселю пришлось пробежать, если б он свернул в сторону, не видел ни малейших признаков безумца. Он вдруг весь разом исчез, и ни одно из его дальнейших деяний не было обнаружено, несмотря на тщательные разыскивания.
Это дало новый повод к изумлению мистера Винцента. Он встретил было некоторое успокоение в убеждении мистера Харта, что «Бессель лежит в тюрьме связанный». Он мог на время этим утешить свою умственную тревогу, но все последние розыски как нарочно громоздили лишь новые невозможности на скопившуюся уже груду явлений, не поддающихся разуму. Он стал уже сомневаться, не проделывает ли над ним его мозг какой-либо грубой шутки, когда раздумывал, мог ли действительно случиться хотя один из таких фактов. После полудня он снова обратился к мистеру Харту, чтобы облегчить невыносимую душевную тягость. Он застал последнего беседующим с весьма известным членом сыскной полиции; но так как этот господин ничего в данном случае не добился, то мы и не станем говорить о его попытках.
Весь тот день местонахождение мистера Бесселя ускользало от не прекращавшихся деятельных розысков, также и всю ночь. Но во весь день в глубине души мистера Винцента господствовало убеждение, что мистер Бессель силится привлечь его внимание, а в продолжение всей ночи его преследовал в сновидениях образ мистера Бесселя с лицом, измученным тоскою и орошенным слезами. И, созерцая во сне мистера Бесселя, он видел рядом множество других лиц, неясных и злобных, преследовавших его друга.
Лишь на следующий день, в воскресенье, мистеру Винценту припомнились замечательные рассказы о миссис Беллок, женщине-медиуме, начавшей уже в то время привлекать внимание лондонских жителей. Он решился обратиться к ней. Миссис Беллок жила в доме известного исследователя, доктора Вильсона Пэджета. Хотя мистер Винцент никогда не встречался раньше с этим джентльмэном, он все-таки явился сначала к нему с намерением просить о содействии со стороны его медиума; но едва Винцент упомянул имя Бесселя, как доктор Пэджет прервал его.
— В прошлую ночь, как раз на рассвете, — сказал он, — мы имели одно сообщение.
Он вышел из комнаты и вернулся с грифельной доской, на которой были написаны какие-то слова, правда, дрожащим почерком, но несомненно рукою мистера Бесселя!
— Как вы это получили? — спросил Винцент. — Полагаете ли вы…
— Мы получили это в прошлую ночь, — сказал доктор Пэджет.
Неоднократно прерываемый Винцентом, он объяснил в конце концов, каким образом были добыты эти строки. Оказывается, что во время сеансов миссис Беллок впадает в состояние транса, причем глаза ее сильно закатываются, а все тело цепенеет. Затем она начинает вдруг быстро говорить голосами, обыкновенно не похожими на ее собственный. В то же самое время одна или обе ее руки могут придти в движение, и если припасти шиферные доски с грифелем, то руки станут писать одновременно разные сообщения, совершенно не зависящие от потока слов, льющихся из ее уст. Некоторые считают миссис Беллок даже более замечательным медиумом, нежели знаменитая миссис Пипер. И вот одно из таких сообщений, написанное левой рукой медиума, мистер Винцент и имел перед собой. Оно состояло лишь из восьми бессвязных слов: «Джордж Бессель… попытка остав… Бэкер-Стрит… помоги… несчастье»… Довольно любопытно, что ни доктор Пэджет, ни двое других лишь, находившихся на сеансе, не слышали об исчезновении мистера Бесселя, известие об этом появилось в газетах только в субботу вечером. Поэтому они отложили данное сообщение в сторону вместе со многими другими неясными загадочными сообщениями, доставляемыми миссис Беллок.
Когда же доктор Пэджет услышал рассказ мистера Винцента, он тотчас сам принялся энергично изыскивать средства к открытию местонахождения Бесселя. Бесполезно было бы описывать здесь все приемы, употребляемые Винцентом и доктором; достаточно сказать, что средство оказалось верным, и мистер Бессель был наконец найден.
Его разыскали на дне заброшенной шахты, которая обвалилась и была покинута в самом начале работ по проведению электрического рельсового пути от станции Бэкер-Стрит. Рука и нога, а также два ребра у него были сломаны. Шахта обнесена оградой приблизительно в двадцать футов высоты, и через нее, как это ни невероятно, перелез, должно быть, мистер Бессель, плотный, солидного возраста джентльмэн; затем он упал в шахту. Весь он был вымазан в масле, и переломанная лампа лежала рядом с ним, — по счастью, пламя у нее потухло при падении. Безумие у Бесселя совершенно прошло, но, разумеется, он был ужасно слаб и при виде своих избавителей разрыдался в сильнейшей истерике.