* * *
– Вы уже попрощались? – мягко спросил доктор.
Мужчина кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
– С вами есть здесь кто-то еще? – озабоченно поинтересовался врач, тревожась не за свою пациентку, которой не мог помочь, а за ее отца.
– Никого, – с трудом выговорил наконец тот. – Только мы двое. Кроме нее, у меня на свете никого нет.
Сестра, стоявшая сзади, беззвучно заплакала. Доктор Уиттекер шагнул к аппарату искусственного дыхания, который два месяца, с того самого дня, как Рейчел привезли сюда, поддерживал в ней жизнь.
– До скорой встречи, девочка моя, – прошептал отец ей на ухо, когда щелкнул тумблер.
– Еще секунду, – негромко сказал доктор.
Отец крепко сжал руку дочери. Пусть знает – он рядом.
* * *
Повернувшись, мы зашагали по проходу обратно к дверям – наконец-то вместе, вместе навсегда. Когда мы проходили мимо сидевшего на скамье отца, тот поймал мою ладонь и крепко сжал. Я улыбнулась ему и не сразу отпустила его руку. Потом я двинулась дальше, и кончики наших пальцев расцепились.
* * *
– Она оставила нас, – тихо произнес доктор, наклонясь к безутешному отцу.
Словно в подтверждение его слов прерывистый сигнал аппарата жизнеобеспечения сменился одной долгой жалобной нотой.
* * *
Орган, выдав долгую протяжную ноту, заиграл одну из самых моих любимых романтических мелодий. Привратники распахнули перед нами двери. Неожиданно яркое для февраля солнце хлынуло снаружи, ослепив нас после царившего внутри полумрака. Обменявшись выразительными взглядами, мы с Джимми взялись за руки и шагнули прямо в свет.